Борис Владимирович Крылов
КЛИПП
Самолет с ходу ввинтился в ночные облака, набрякшие дождем, вынырнул из них под купол темно-голубого неба с малиновой окантовкой. Набрав высоту, он медленно двинулся на север. Я внимательно следил за игрой света и тени, пытаясь понять правила, определить - кто за кем гонится. Оставшиеся далеко внизу облака, близнецы льдов, неспешно сдвигались с места, исчезали под корпусом самолета, создавали иллюзию, что мы висим на месте, как воздушный шар.
Свет в салоне притих: полумрак над креслами заполнился воплями и стрельбой из динамиков видеомагнитофона. Я приподнялся, оглядел импровизированный кинозал. Боевик вызвал интерес лишь у трех пассажиров, остальные спали. Я достал наушники, отключил от себя бессмысленную пальбу и скрип тормозов, зажег ночник, продолжил свои записи в дневнике:
"...неспешно обжав своей усталой рукой все правые ладони вновь прибывших, я взвалил на спину рюкзак и медленно, но целенаправленно, неуклюжими утиными шагами-раскоряками, поднялся по трапу. Там, внизу, стоя на гладкой ледяной поверхности, я оставался полярным "зубром", но оказавшись в салоне самолета, распахнув шубу, сбросив ее на кресло, запихнув в рюкзак... откинувшись в кресле, выглянув в очко иллюминатора... я, как ни странно, очутился в привычном мне реально-газетном мире. Пахнуло бесстыдными перспективами шумной городской жизни, сокрытыми в ней возможностями: предельными и запредельными. Разыгравшееся. воображение, окунув в мир иллюзорного железобетонного счастья, навязчиво-приторного, перегорело, как предохранитель. Захотелось вернуться на лед, выскочить на свежий воздух, наружу из самолета... с блокнотом в руках, с плохо заточенным карандашом. А лучше - с микрофоном. Записать интервью с руководителем Антарктической станции, "живым человеком", сделать десяток фотоснимков и вот тогда - домой..."
Надеюсь, вы понимаете мое состояние? И причины, заставляющие вносить в дневник затянутые, никому, кроме меня, не интересные факты? Но встречи не люблю так же, как моменты расставания: ведь они взаимосвязаны, а, значит, фатально безысходны.
"упрек: слова-слова... долгожданный полет - радость перемешалась с сиюминутной болью. Взревели турбины: последние минуты перед расставанием - иавечное прощание с антарктическим поселением. Линия горизонта соединяет три сочных цвета желтый, голубой и белый. На их фоне - десять сборных коттеджей, паутины антенн, силуэты пушистошубых сменщиков, новых обитателей АМС-4. Горло панически сжалось - "жизнь печальна изначально..." - всему наступает осень. Всему и всегда. Летнее знание того, что наступит осень, утренее - что последует вечер,-что жизненный цикл неизбежно заманит в тупик прямоугольной двухметровой завершенности, пусть идеально, с папахой или попоной, оформленной, навевает грусть..."
У-ух! Ну и завернул фразочку! Даже дрожь по телу! А все слова... Поймите - я возвращаюсь домой, в родной город, посему способен напридумывать все, что угодно. Сам себе разрешил.
Я могу... и пауза для поклона... А что, собственно говоря, я могу? А могу я вот что: "... все двери прихожей, называемой Жизнь, закрыты: какую из них толкнуть ногой, заглянуть внутрь, если понравится - войти? Или выйти на лестничную площадку, вызвать лифт - сто этажей в прошлое, двести в будущее. А может, остаться в настоящем? Встать на колени, закрыть ладонями глаза и - ни-ни! Даже не шелохнуться!"
Настоящее для меня - возвращение домой. И единственная возможность - на колени. И бессмысленность ожидания завтра мне тошно, меня никто не ждет!
Кому я нужен? Кто вы, оставшиеся дома? Дед. Боб. Вейн. Сибилла. Милена. Вы меня ждете? Дед? Боб? Вейн? Сибилла? Милена? Ждут, как же. Не дождутся. К сожалению - дождутся. Я не хочу к ним, но вынужден:
"Я спускаюсь всегда,
Я спускаюсь один,
И лечу под откос,
А куда еще деться?.."
"... но! Но: никаких паутинных бумажных антенн, никаких пушистых шуб: чтобы хранить вокруг себя тепло, надо жить мехом вовнутрь. Своя шерсть ближе к коже.
...но - еще одно "Но"! - как звучит, как причмокивается это слово: "пу-шис-то-шу-бы-йе", а? Я вспомнил Деда, я не могу с ним не согласиться - пишу, как живу, сплошной выпендреж. Согласен. Только что еще я могу, кроме как писать штампованные фразы в полярных отчетах? Единственное средство мимикрии - выпендреж. Еще - стихи. Иногда - практические руководства по "Философии Одиночества".
"Я одинок с тех давних пор,
С тех пор, как выпал из гнезда.
Читать дальше