Уилл Макинтош - Фоллер

Это был риск. Они не отказывались от этого «нового, революционного, безграничного источника энергии», который вскоре будет доступным для всех. Если они смогут заставить все стороны согласиться на прекращение огня или хотя бы уменьшить все возрастающую агрессию, то это интервью стоит того.

Приблизившись к концу заявления, он посмотрел на Мелиссу, которая одарила его натянутой одобрительной улыбкой.

– Мы находимся на пороге новой эры, которая сделает эту ужасную войну бессмысленной, – читал Питер. – Мы не просим ни одну из сторон пойти на уступки. Все, что мы просим, – десять дней. Всего десять дней, чтобы доказать, что это не пустые обещания.

Санчес продолжил интервью тридцатью минутами вопросов. Он почти что обвинял Питера в государственной измене, неоднократно давил на него, чтобы тот раскрыл природу источника энергии, и напоминал зрителям, что он обвинялся в убийстве «настоящего» Питера Сэндовала. Питеру потребовалась вся его сила воли, чтобы не пожелать Санчесу подавиться своим интервью.

Буря с Укусом сидели в углу комнаты и тихо разговаривали. Из обрывков их разговора, которые долетали до ушей Фоллера, он понял, что они обменивались историями о Первом Дне. Точно так же часто делали он и его племя, сидя вокруг костра. Он вспомнил, как Маргаритка с очень серьезным лицом рассказывала, что очнулась в классе вместе с двадцатью другими детьми и одним взрослым мужчиной.

Боже, как он скучал по ней.

Пенни, сложив руки у живота и закрыв глаза, сидела в углу и медитировала.

Мелисса, скрестив ноги под грязным белым платьем и откинув голову назад, сидела на одной из кроватей.

– Так какую историю ты разыгрывала в своем мире? – спросил Фоллер. – Из одного только увиденного фрагмента она показалась мне намного лучше, чем все, что я когда-либо видел в моем мире.

Вопрос удивил Мелиссу.

– Это было жалкое подобие пьесы человека по фамилии Шекспир. Когда-то я хотела стать актрисой и теперь поняла, что это мой шанс, так как никто больше не помнит ни одной пьесы, и я это делала. В мире, где память каждого человека стерта, остается только передирать Шекспира.

Несмотря на отличные матрасы, которые принесли им Орхидеи, все они проснулись до рассвета, вероятно, от того, что были голодны.

– Мелисса? – сказал Укус Змеи. – Ты не знала меня до случившегося?

Мелисса сочувственно посмотрела на него.

– Извини. В те времена мир был огромным.

Укус пожал плечами.

– Просто любопытно. Я не уверен, что есть разница, кем мы были в том мире.

– Учитывая твои шрамы и боеспособность, нет никаких сомнений в том, кем был ты . Ты был солдатом. Вероятно, в спецназе.

– Ты, несомненно, был еще и шеф-поваром, – добавил Фоллер. – Я никогда не забуду ту овсянку с тушеной ветчиной, которую ты приготовил для нас в квартире Пенни.

Укус улыбнулся.

– Готов поспорить, вы и сейчас не прочь ее отведать.

– Погоди-ка, – сказала Мелисса. – Укус, ты ведь находил в кармане кошелек после того, как тебе стерли память? Он поможет нам что-то выяснить.

Укус порылся в рюкзаке, вытащил потертый черный кошелек и бросил его Мелиссе. Она достала ламинированную карточку и внимательно ее рассмотрела.

– Ты жил в Бетесде, штат Мэриленд. Это был большой военный город. Вероятно, твои дети там.

Порывшись в центральном отделении кармана, она вытащила еще несколько карт и сложенный кусочек желтой бумаги.

– А, вот и оно. – Она разгладила бумагу на кровати. – Тебя зовут Роберт Харджо. Ты был в отпуске, навещал свою умирающую мать.

Мелисса оторвала взгляд от бумаги.

– Ставлю что угодно на то, что ты был в этом городе. Там жила твоя мама.

Во взгляде Укуса загорелся явный интерес.

– Бетесда, штат Мэриленд. Для начала неплохо. Спасибо.

Он повернулся к Пенни.

– Пенни? А как насчет тебя? У тебя было что-то в карманах в Первый День? Мелисса могла бы прочитать.

Пенни отрицательно покачала головой.

– На мне было платье. Без карманов.

Замки на двери открылись. Группа Орхидей жестом указала им выходить. Их привели в место, которое явно когда-то было богато украшенным помещением: пересохший фонтан снаружи и бордовое ковровое покрытие на полу в здании. От дома остались лишь обломки двух стен, от крыши – одна голая балка. В необычайно чистом и пустом пространстве стояли несколько покореженных колес, столов и красочных квадратных машин.

«Казино», – сказал внутренний голос Фоллера.

С балки свисали две веревки с уже сделанными петлями. Увидев их, одна из заключенных закричала и начала вырываться. Другая просто смотрела.