Наталья Болдырева: Жаркое лето. Первый поток

— У нас, — ответил мужчина, и на слове "нас" в его голос вернулась ехидца, — трюмы уже загружены под завязку, и пайка для тебя в них, как ни странно нет.

Я вспыхнула и заткнулась, пытаясь убедить себя в том, что мне и так невероятно везет.

— В гибернацию надо ложиться хорошо заранее, — добавил он вдруг мягко. — Чем раньше до входа в подпространство, тем лучше. Поверь мне. Пассажирские лайнеры оборудованы дорогущими компенсаторами перехода не потому, что компании хотят предоставить клиентам "незабываемые впечатления гиперпространственного прыжка", а потому, что гибернация в сочетании с гипером — весьма мерзкая штука.

Первое, что я услышала, проснувшись, был высокий, прерывистый свист. Будто кто-то стравливал воздух сквозь узенькую щель, пережимая её время от времени. Еще мгновение мне потребовалось чтобы понять: свист этот вырывался из моих легких.

— Лежи, лежи, лежи, — повторяли где-то рядом, но звук казался приглушенным, и только руки, вновь и вновь укладывающие меня в ложе индивидуальной капсулы гибернации, подсказывали, что говорящий стоит прямо надо мной.

Я не видела его.

Я ничего не видела в мутной пелене набегающих на глаза слез. Грудь разрывало, я глотала воздух, дыша неестественно часто, сердце колотилось где-то в горле, грозя выскочить наружу. Голова горела. Сухой распухший язык казался лишним во рту. Он царапал нёбо.

— Пей, — что-то коснулось запекшихся губ, и я инстинктивно сглотнула в сухую, а потом снова глотнула, чуть тёплой подслащенной воды.

— Пульс падает, дыхание приходит в норму, температура стабилизируется… Хороший выход, молодец.

— Гликоген на нуле. Пусть поспит, восстановится, — отвечает кто-то, и я понимаю, что узнаю оба голоса, но никак не могу вспомнить беседующих.

— Пей, пей еще. Тебе надо восстановиться, — снова обращаются ко мне, и я хочу возмутиться, сказать, что и так умираю от жажды и не нужно меня уговаривать, но незаметно для себя проваливаюсь в сон.

Когда я проснулась во второй раз, рядом никого не было.

Невероятная слабость разливалась по телу, а к горлу подкатывала легкая тошнота. Первые несколько минут я просто лежала, глядя в потолок медицинского блока, пока не заметила, что тот кружится тихонько, вызывая приступы дурноты. Я попыталась встать, и поняла, что кружится не потолок, а моя голова.

Мышечное усилие вызвало рвотный спазм, и я затихла, зажмурившись, борясь со слабостью. Не знаю, сколько я пролежала так, полуприкрыв дрожащие веки, балансируя на грани между бредом и реальностью, пока не почувствовала озноб.

Это был не холодный, липкий озноб лихорадки. Я просто замерзла в хорошо вентилируемом отсеке корабля. Тонкое белье никак не согревало, и кожа скоро покрылась мурашками. Это значило, что температура тела пришла в норму окончательно. А ещё я почувствовала острый, режущий голод.

Всё это заставило меня вновь открыть глаза и попытаться сесть во второй раз. Попытка была удачной. Я перекинула ноги через край капсулы и, привалившись спиной к её откинутой крышке, огляделась.

Медблок был пуст. Семь капсул гибернации стояли отключенные. Экипаж уже покинул их, а это значит, что мы достигли Аквариса. Я улыбнулась.

— Чему улыбаешься? — спросил капитан, появившийся в створе распахнувшейся двери.

— Так, — ответила я и поразилась, как тих мой голос. Я хотела спросить, далеко ли мы от орбитальной станции Аквариса, когда состоится стыковка, а может быть мы уже дрейфуем над планетой искусственным спутником, но не смогла произнести и слова.

— Мы в системе. Трое суток полёта до планеты. — Человек, так нелюбезно встретивший меня в космопорте, скинувший на руки медикам и не потрудившийся даже представиться сейчас казался на редкость предупредительным.

— А я думала, паёк для меня не предусмотрен, — я нашла в себе силы пошутить.

— Будешь помогать выводить из гибернации животных. Козочки, овечки, — он усмехнулся, — биологический материал для колонии. — И добавил после паузы, — ты хорошо вышла. Молодец.

Я пожала плечами, не понимая, за что меня вот уже дважды похвалили.

— Есть будешь?

— Да!

Он расхохотался моему громкому и звонкому ответу, а потом пересек блок и вынул из ниши в стене сверток, протянул мне.

— Одевайся. Это корабельная форма. Ты теперь вроде как член экипажа, да и работа тебе предстоит грязная, так что в своё переоденешься перед стыковкой. Закончишь — выходи в кубрик. Думаю, к тому моменту ты оклемаешься окончательно.