Наталья Болдырева: Жаркое лето. Первый поток

Поднимаясь над городом, пилот заложил вираж, и я смотрела вниз, на паутину разбегающихся огней. Свет ночных улиц дрожал и переливался, как дрожат и переливаются капли росы, пронизанные идущим на закат солнцем.

Когда мы поднялись над облаками, я увидела его огненный край, снова вынырнувший из-за горизонта, а затем самолет мягко дернуло, и, прильнув к экрану, я наблюдала, как разгонщик уходит резко вниз и в сторону. С пассажирами на борту, он направлялся теперь к какому-нибудь городу земли. Нас же ждала орбита.

Я была уже там однажды, но воспоминания раннего детства стерлись почти что и возвращались лишь в снах — невероятных в своей ирреальности. И хотя в сети можно было найти сотни тысяч записей, подобных той, что транслировалась сейчас на фальш-илюминаторы корабля, я смотрела в экран так напряженно, что побелели впившиеся в кресло пальцы. Я отправлялась в космос. Туда, где семь лет работали и жили мои родители. Покидая Землю, я возвращалась на Акварис — к себе, на родину.

Однако долго любоваться видом стремительно удаляющейся планеты не получилось. Вскоре я обессилено откинулась в кресло. Перегрузка, слабенькая перегрузка, не выше полутора G, вызвала быстрое утомление. Кресло погасило и без того едва ощутимое, но постоянное давление на тело. Я нажала кнопку в подлокотнике, как уже сделали многие рядом. Спинка медленно откинулась под углом в сорок пять градусов, а ноги приподнялись. В положении полулежа давление стало совсем незаметным. Я повернула голову, глядя на проекцию.

Далеко внизу стояло неподвижное море облаков. Подсвеченные розовым, они вздымались застывшими волнами и опрокидывались в синюю бездну меж гребнями. Закручивались спирали циклонов, солнце, поднявшееся было над горизонтом, снова ушло за него, сверкнув на прощание ослепительно ярким последним лучом, а широкая дуга, разделившая небо и Землю засияла вдруг мягким голубоватым светом. Бежала стремительно тонкая полоска, пока не заняла половину экрана. Самолет вновь вздрогнул, сбросив топливные баки, поднялся еще выше. Земля отчего-то становилась всё больше, превращаясь в темную, сверкающую тысячами огней, укутанную пеленой сизых облаков полусферу, а потом вдруг начала уменьшаться в размерах, и уже можно было угадать удаляющийся от нас шар планеты. Мы выходили на орбиту.

А затем вдруг наступила невесомость.

Сначала стало легче дышать. Едва ощутимый пресс, незаметно давивший на грудь всё это время, мягко отпустил, на какое-то мгновение закружилась голова, легкая дурнота подступила к горлу, а тело, став невесомым, приподнялось над креслом. Я испуганно вцепилась в ручки, но ремни удержали меня на месте.

Поднялись в воздух и поплыли по салону, над головами мелкие предметы: ручки, брелоки, блокноты. Кто-то тщетно пытался расстегнуть ремни безопасности.

— Вас приветствует первый пилот орбитального самолета. Выход на околоземную орбиту состоялся в двадцать три часа семнадцать минут по Московскому времени. В ближайшие часы будет осуществлен подлет к орбитальной станции, маневрирование и посадка. В иллюминаторы вы сможете увидеть переданное с камер наружного наблюдения изображение станции, а также пришвартованных кораблей дальнего космоса. В спинке кресла, расположенного перед вами, вы найдете еду и напитки в специальных контёйнерах. Приятного полёта!

Судя по бледным, чуть зеленоватым лицам, не многие на борту были настолько голодны, чтобы попытаться съесть хоть что-нибудь. Я прислушалась к своим ощущениям.

Может быть сработали препараты, принятые еще в порту, сразу после спешного медицинского освидетельствования штатным врачом компании, а может быть организм помнил это странное состояние отсутствия "верха" и "низа" и быстро адаптировался к нему. Я чувствовала себя просто прекрасно. Стюард парил по салону, возвращая хозяевам убежавшие от них вещи, спрашивая о самочувствии, успокаивая самых нервных.

Вернув кресло в вертикальное положение, я открыла контейнер. Крышка откинулась, превратившись в столик, на котором, разложенные по пластиковым секциям термобоксов и закрытые прозрачной пленкой, лежали прессованные брикеты и запаянные тубы космической еды — экзотика, оставшаяся в наследство от первой космической эпохи. Производимая когда-то в космических масштабах, космическая еда теперь использовалась сравнительно редко. Орбитальные станции, города на Луне, Венере и Марсе могли поддерживать постоянную силу тяжести, а все основные продукты питания производили на месте, в гидропонных садах и на фермах.