Глен Кук - Дракон не спит никогда

Но очень много прошло времени с тех пор, как он последний раз встречался с презрением и подозрительностью солдат Канона – его нервы уже долго не подвергались испытанию. «Хватку теряешь», – сказал он себе мысленно и заставил себя двинуться вперед, пока его нерешительность не привлекла внимания.

Предупрежденные о его приходе часовые едва глянули на пропуск на эскалатор в Верхний Город. Возле лифта в Высший Город они были куда как бдительнее. Гарнизон не очень волновало, если террористы доберутся до Верхнего Города. Но священных особ Высшего следовало защищать всеми доступными силами.

Однако и часовые в лифте не могли найти повода его не пустить. В конце концов, у него был приказ от лорда Аскенасри.

Солдаты не оставляли места случайностям. Один поехал с ним, там ждали еще двое. Его посадили в бронированный транспортер – скорее тюрьму для сидящего внутри, чем защиту от нападения снаружи. Фантастических шпилей Высшего Города он не увидел – наполовину состоящая из силового поля конструкция переливалась радугами. Не увидел он и совершенных обитателей промытых небесными ветрами улиц. Он видел только металлические переборки и лицо солдата Канона, чей разговор состоял из фыркания и бурчания.

Машина взвыла и остановилась. Спутник Панциря не пошевелился. Панцирь тоже остался сидеть, пока не опустилась задняя панель и старуха, чей голос был смутно ему знаком, не предложила выходить. Он оказался на залитом солнцем заднем дворике. Вид на Высший Город загораживали высокие стены.

– Ты – Лона?

Давно он не был в Высшем Городе.

– Я Карла. Лона – это была моя мать.

И в самом деле давно. Он даже забыл, что владыки Канона – те, которые умеют опередить своих врагов, – омолаживают только себя, но не тех, кто им служит.

Когда он последний раз был в Высшем Городе Мерод Скене, этой женщины могло еще не быть на свете.

Худосочное тело лорда Аскенасри было похоже на искривленную сморщенную клюку, а кожа его так почернела, что отливала индигово-синим. Дышать ему помогали металлические пальцы машины. Возраст своего расцвета он миновал еще в прошлый раз, когда Панцирь здесь был, но тогда он был вполне здоров и силен и распоряжался собой и окружающими.

В комнате больного был еще один человек. Он стоял в сторонке, черты его лица скрывал капюшон просторной рясы, кисти сложенных на груди рук прятались в рукава. Врач из Дома Троквей, один из безымянных, в той же мере священник, что и врач, столь же предвестник неизбежного, сколь и носитель надежды. Под его бесстрастным взглядом Панцирю стало неуютно.

Этот врач, о котором Панцирь думал в мужском роде, мог с тем же успехом быть и женщиной или не быть человеком вообще. На глаз это было не увидать.

Комнату пропитывала атмосфера увядания. Здесь терпеливо ожидал, отдыхая, величайший убийца – время, и присутствие его было неотвратимо. Мириады чародеев Дома Троквей сдерживали его так долго, как и представить себе не могут торопливые дети Нижнего Города, но постепенно тянулись его щупальца сквозь щели непроницаемых стен, и неотвратимо вгрызались клыки в стареющую плоть. Даже богатым и сильным не избежать неизбежного.

Панцирь вспомнил Аскенасри веселым юнцом, шляющимся в трущобах Нижнего Города с шалопаями-сверстниками, накапливающего долг, с которым сейчас ему давалась возможность расплатиться. Всех его приятелей давно уже нет. Из своей породы он остался один – как и Панцирь.

Веки старца разлепились щелочками. Глаза смотрели на Панциря без видимого чувства или интереса.

– Я пришел.

Ответ Аскенасри донесся из машины-усилителя горлового шепота:

– Ты выбрал время.

Слова его вырывались шелестом и треском, перебиваемые тихим кашлем:

– Я приходил раньше.

– По моему настоянию. И отказался от платы за службу. Это был старый спор, и Панцирь не клюнул на приманку. Пусть человек уйдет во тьму, не поняв, что он не мог никому отказать в помощи в ту далекую ночь. Древнему не нужен лязг схлестнувшихся философских сабель.

– Я пришел теперь.

– Чтобы получить? Наконец?

– Да.

– Что это? Пропуск? Кредит? Документы?

– Нет. Я хочу, чтобы ты спас молодых и горячих дураков от последствий их собственной глупости. Как я спас других молодых дураков когда-то.

Аскенасри смотрел тем серо-стальным взглядом, который когда-то так пугал людей.

– В Мерод Скене прибыл крекелен. Он принес старый слух о бунте. Нашлись уши, чтобы его услышать. И сейчас есть руки, готовые заварить революцию.