Филип Дик: Время, назад

Его лицо исказилось – как от страшной, невыносимой боли.

– Они вас убили, – сказал Себастьян.

– Они ввели мне токсин, органический, почти не выявимый на фоне моего общего болезненного состояния. Но он подействует не сразу, через несколько минут… медленно.

«Ублюдки», – подумал Себастьян.

– Я лежу на кровати, – сказал Анарх. – В темной узкой комнате. В одном из филиалов Библиотеки, я не знаю в каком. Теперь со мной никого нет. Они ввели мне токсин и ушли.

– Смотреть не хотели, – сказал Себастьян.

– Я чувствую ужасную усталость, – сказал Анарх. – Никогда еще не был таким усталым, за всю свою жизнь. Когда я очнулся в гробу и не мог пошевелиться, это меня испугало, но тут много хуже. Ладно, несколько минут, и все закончится.

– Если учесть ваше состояние, вы поступили очень благородно, подумав, что будет с нами.

– Вы меня оживили, – еле слышно сказал Анарх. – Этого я никогда не забуду. И вы много со мной беседовали, и вы, и ваш персонал. Я это тоже помню, мне было очень приятно. И даже ваш торговец, я его тоже помню.

– А не можем ли мы что-нибудь сделать для вас? – спросил Себастьян.

– Продолжайте со мной разговаривать, – сказал Анарх. – Я не хочу засыпать. «Все то, что сейчас живет, умрет потом непременно». – Он на секунду смолк, словно о чем-то думая. А затем сказал: – «Плева за плевою он к душе прирастает, как лепесток к лепестку бутон становится розой. Плева за плевою в конце отгнивает и исчезает, как радужный блеск пузыря, который лопнул» [37].

– Вы еще в это верите? – спросил Себастьян.

Ответа не было. Тщедушный Анарх задрожал и плотнее завернулся в балахон.

– Он ум-мер, – заикаясь, выдавила Лотта.

«Пусть бы нет, – подумал Себастьян. – Ну еще две минуты. Одну минуту».

Анарх заколебался и стал расплываться. И совсем исчез.

– Да, они его убили, – сказал Себастьян.

«Покинул нас, покинул, – подумал он, – и на этот раз не вернется, это полный конец. Это был самый последний раз».

– Он уже не сможет нам помочь, – прошептала Лотта, глядя на Себастьяна расширенными глазами.

– Может, это и не имеет значения, – сказал Себастьян.

«Живые умирают, – подумал он. – Они это должны, в том числе и мы. И он. Даже киллер, который сюда подходит, даже он в конце концов исчезнет – медленно, постепенно, в течение долгих лет, или мгновенно, сразу».

В наружную дверь постучали.

Прихватив по дороге тяжелый совок, Себастьян открыл дверь.

На пороге стоял человек в черном трико и с холодными глазами; он не стал входить, а забросил в гостиную что-то маленькое. Себастьян уронил совок, схватил Сына за шею и втащил его в помещение.

Гостиная взорвалась.

Себастьяна, а вместе с ним и Сына оторвало от пола и швырнуло в дальнюю стену, убийца извивался у него в руках. Всю комнату затянуло дымом. Когда дым немного рассеялся, оба они лежали у разбитой двери. Из спины убийцы торчали крупные щепки. Он уже не шевелился. Умер.

– Лотта, – пробормотал Себастьян, высвобождаясь из-под чужого, неожиданно тяжелого тела; в гостиной разгорался огонь, лизавший стены, поглощавший мебель и занавески. Даже пол и тот горел. – Лотта, – повторил он и начал ее искать.

Она так и была на кухне. Даже ее не трогая, не поднимая с пола, он понял, что она убита. Осколки бомбы буквально изрешетили ее голову и тело. Видимо, смерть наступила сразу.

Огонь трещал все громче, все увереннее; воздух снова стал мутным от дыма. Себастьян поднял тело жены, вынес его из квартиры на площадку. Туда уже повыскакивали люди. Они наперебой галдели и хватали его, но он отталкивал их руки и нес Лотту дальше. Вдруг оказалось, что по лицу его стекают струйки крови. Как слезы. Он не стал вытирать лицо, а прямо направился к лифту. Какой-то сосед или какие-то соседи вызвали ему лифт; он вдруг обнаружил себя в кабине.

– Мы отвезем ее в больницу, – предлагали какие-то голоса, совершенно незнакомые, и все время его дергали чьи-то руки. – Да и вы тоже сильно поранены, взгляните на свое плечо.

Левой рукой – правая его не слушалась – Себастьян нащупал кнопки лифта и нажал верхнюю.

Потом он бродил по крыше, не в силах найти свою машину. Найдя, положил Лотту на заднее сиденье, захлопнул дверцу, немного постоял рядом с машиной, снова открыл дверцу и сел за руль.

А затем машина летела сквозь вечерний сумрак. «Куда?» – удивлялся Себастьян. Он не знал, а просто вел машину дальше. Он летел и летел, небо темнело и темнело. Он буквально ощущал, как и его, и всю землю проглатывает ночь. Ночь, которая продлится вечно.