Андрей Курков - Сказание об истинно народном контролере (География одиночного выстрела - 1)

- Я уже договорился. Мне хозяин принесет этой ночью.

- Может, он и мне принесет? - подумал вслух ангел, уже понявший, что одежда, которую он имел на себе, способна стать, причиной многих неприятностей.

- Тебе он не принесет. Нету у него больше... Да и чем ты платить будешь? Я-то ему ружье дал, а у тебя ж ни шиша нету, даже из карманов ничего не выпирает.

Ангел провел рукой по карманам и действительно убедился в их пустотелой гладкости.

- А ты скажи хозяину, что отработаешь у него на свинарнике! - посоветовал парень в суконной рванине. - У него свинарник есть, я когда подходил к дому слышал!

- Не-е-е, - протянул солдатик. - Что он, себе дурень, чтобы разрешать дезертиру в форме свой свинарник убирать?!

Старик, лежавший на угловой лежанке, захрапел, и все трое посмотрели в его сторону.

- А че? - заторможенно проговорил парень в рванине. - Может, пристукнуть старика, тогда и переоденешься? Хотя коротковато все будет, но глянь, какое сукно.

- Зачем пристукнуть? - удивился ангел. - За что?

- Сам-то он не отдаст, и, вишь какой, на ночь не раздевается, во всей своей одеже спит, - объяснил парень. - А значит: если не пристукнуть, то и не переоденешься.

- Да ладно, - ангел махнул рукой. - Где-нибудь потом переоденусь.

- Дурень, - сказал, как отрезал, дезертир.

Открылся со скрипом вход в подпол, и хозяин, приспустившись на пол-лестницы, бросил дезертиру узелок.

Дезертир спешно развязал его - оказалось, что это и есть обещанные лохмотья. Тут же переоделся и разглядел себя.

Парень в рванине хохотнул, хотя сам был одет не лучше, а ангел улыбнулся: на дезертире теперь были синие штаны, обрезанные чуть ниже колен, и верхняя часть женского сарафана, конечно, без рукавов, и цвета неопределенного, от которого в глазах рябило.

Дезертир, не сказав ни слова, бросил хозяину в руки свою военную форму. Скрипнула лестница, и вход в подпол закрылся.

- Спать надо... - буркнул только что переодевшийся и, подойдя к лампочке, что-то с ней сделал, отчего она погасла.

В полнейшей темноте ангел стоял и слушал, как устраиваются на своих лежанках обитатели этого подпола. А когда стало тихо, он спросил: "А где мне можно лечь?"

- На стол ложись! - проговорил из темноты дезертир. Ангел послушно забрался на стол, лег на бок, подогнув под себя ноги, чтобы не свисали, и попробовал заснуть. Но было ему и холодно, и неудобно, и поэтому лежал он на столе без всякого удовольствия и занимал себя мыслями, в которых понять пытался встреченную им жизнь. Лежал он так и тогда, когда воздух в темном подполе наполнился храпами, сопеньями и чьим-то бормотанием во сне. Бормотание было про любовь, про любовь несчастную и неразделенную, и сделалось от этого ангелу еще грустнее и неудобнее. И слушал он это бормотание с затаенной болью до тех пор, пока не прозвучало откуда-то сверху, и не из комнаты, что над подполом располагалась, а вообще с земли, некое механическое рычание, которое, однако же, вскоре затихло, но на смену ему пришли другие шумы и голоса, и наполнили они собою уже не всю землю, а ту комнату, что располагалась прямо над ними, и заскрипели виноватым скрипом доски пола, по которым расхаживал кто-то, а может, и расхаживали, потому что голосов было несколько, и среди них улавливался негромкий голос хозяина, однако говорили чаще другие, более грубые голоса. Потом разом все стихло, но тотчас открывшийся вход в подпол впустил вниз целый коридор света.

- Эй, там, выходи все! - крикнул кто-то сверху, и тут же в углу ойкнули громко, словно от снившегося кошмарного сна.

- Выходи! Неча отлеживаться! - повторил голос. Ангел, будучи не спящим, слез со стола и, войдя в этот до рези в глазах яркий коридор, созданный такою маленькою лампочкой, поднялся по лесенке и остановился, увидев перед собою четырех вооруженных красноармейцев.

- Садись пока! - ткнул рукою на скамью у стола один из них.

Ангел сел.

Тем временем поднялись из подпола и остальные. И их усадили у стола; вперед на шаг выступил красноармеец постарше, осмотрел странную компанию, задержав взгляд на обрезанной верхней половинке сарафана, одетой на дезертире. Ухмыльнулся.

- Ну, - сказал он, - кто откуда будет? А? На сей вопрос ответа не последовало, и тогда красноармеец пальцем показал на парня в суконной рванине и, сощурив глаза, спросил:

- Ты! Откуда сбег?

- Из колхоза, - дрожащим голосом ответил парень.

- Какого колхоза?

- "Заветы Ильича".

- Ишь ты... - покачал головой красноармеец. - Из заветов Ильича сбег! И не стыдно?!