Владимир Цветков - Изнанка мира

У каждого из нас своя форма, свои принципы, свои дела.

Свои самозаводы.

Или как там они называются.

По-разному. Но суть одна.

Поэтому я их всех называю самозаводами. Я не люблю много болтать. Я предпочитаю действовать.

Но сегодня ничуть не жалею о том, что разговорился. Пусть слышат меня все те, кто может услышать. Пусть понимают меня все те, кто может понять. Пусть идут за мной все те, кто может идти. Это говорю я, Одинокий Охотник. Одинокий Охотник — Сын самозаводов.

Имия Лехх уже много времени провел около Лабиринта Времени. Он не торопился выполнить просьбу Чонки-лао. Честно говоря, Имия никак не мог себе представить, с чего можно начать такое непонятное дело. Несколько озадаченный, он все-таки легко и свободно прохаживался по небольшой площади перед зданием негокатов с надписью: «Цель — Лабиринт Времени». Имия Лехх пытался понять то, о чем, как ему показалось, несколько взволнованно и даже увлеченно рассказывал Чонки-лао. Понять и сколько-нибудь проникнуться чувством необходимости помочь своему старому знакомому. Но прежде всего надо было найти исходную предпосылку своих действий. А пока ничего путного в голову не шло.

День выдался вполне сносным. Природа никоим образом не утомляла Имию своим многообразием и великолепием. Место это, где происходил Лабиринт Времени, являло редчайшее естество природы. Оно представляло собой небольшое плато, окруженное с двух противоположных сторон невысокими скалистыми образованиями. Эти каменные преграды примыкали прямо к Лабиринту Времени. Из него выходила небезызвестная дорога через Лабиринт. Не петляя совершенно, она стрелой проходила между скалами, а затем, после продолжительного и плавного уклона, исчезала в густых зарослях находящейся поблизости обширной долины слепачей. Лабиринт Времени был ничем, но вместе с тем имел четкую границу начала своей бесконечности, вызывая твердое ощущение путанного течения времени внутри и во вне абсолютно у каждого человека. Будь то истинный кастеройянин или пришлый слепач.

Почти у самой Черты Исчезновения всего реального и находился проход через скалы к небольшой площади негокатов, где по-прежнему задумчиво прогуливался Имия Лехх.

Вся местность Предлабиринтья заросла кустарником, травами, цветами, мелкими деревцами, гигантскими лианами, множеством других растений самых обычных видов, и этим она резко отличалась от пропола. Здесь все подтверждало, что участок этот был диким, жил сам по себе, автономно. Лабиринт Времени всегда оставался Лабиринтом Времени. Легкая, еле заметная дымка, струившаяся постоянно из его бескрайних недр, незримой пеленой окутывала весь этот словно райский уголок Кастеройи. Она защищала Предлабиринтье всегда, при любых обстоятельствах, оставаясь обязательной принадлежностью самого Лабиринта Времени.

Имия Лехх остановился. Остановился без какой-либо конкретной цели. Просто так, беспричинно. Он глубоко, всей грудью вдохнул чистый воздух. Абсолютно машинально его взгляд устремился в самую глубь Лабиринта Времени. Светлая и темная, прозрачная и мутная, ясная и хмурая, свободная и жуткая, легкая и тяжелая тишина настойчиво и неопределенно проникала во все стороны, до самой долины, от этого пустынного места. От места, где начинался и где кончался Лабиринт Времени. В этом переплетении столь противоречивых ощущений, видимо, и рождалось чувство крайней загадочности его существования.

Лабиринт. Это было точное определение. Имия продолжал смотреть, смотреть, смотреть. Он почему-то захотел почувствовать само время, которое должно было находиться здесь же. Прямо тут, в Лабиринте. Но ничего не получалось. Времени не было. Его он не чувствовал. Лабиринт был, а вот времени…

Да. Время оставалось неосязаемым. Его невозможно было обнаружить. Оно было за пределами восприятия человека. Но оно было. Обязательно. Непременно. И было именно здесь. Имия ни на миг не сомневался в этом.

«Ре-ги-стра-то-ры, — подумал Имия Лехх, — они не могут не реагировать на фактор времени. Но они, видимо, должны его использовать. Не странно ли? Значит, в прошлом умели делать подобные вещи. В этом люди, скорее всего, кое-чего достигли. Выходит, они уже тогда нашли способ постичь процесс протекания времени… Как усложняется и как упрощается наша жизнь! Да, сложные это дела. Непростые».

И вот тут впервые Имия вдруг задумался о том, как мало значит он сам в окружающем его мире. И не только он один. Все. Вернее, каждый из них. Любой. Да…