Виктор Колупаев: Жилплощадь для фантаста

– Геннадий Федорович, помните, у меня был случай с квартирой? – спросил Мальцев.

– Что за случай? – поинтересовался «академик».

– Товарищи! Там все было ясно, – сказал Геннадии Федорович. – Ошибочка в официальном документе, в ордере, то есть. Квартира площадью тридцать семь кубических метров. А в объеме, как известно, бесконечное число плоскостей. Вот Артемий и получил квартиру с бесконечным числом комнат и кухонь. Хорошо, хоть балкон не входил в указанную площадь. Через него семью Мальцевых и спасли. Ошибку в ордере, естественно, исправили… Но мы-то сейчас исследуем феномен нуль-упаковки!

– Нуль-прорисовки, – поправил его Афиноген.

Так… Рассказ мой про квартиру скончался, не успев родиться… Но это не беда… Напишу другой.

– Товарищи! Вернемся к нуль-прорисовке. Федор Михайлович…

Я долго чертил план квартиры, рассказывал, что там видно из окон, из чего сделан пол, вспоминал цвет обоев и еще многое другое.

Комиссия работала. Кое-что я не запомнил. На что-то не обратил внимания. И меня попросили повторить вхождение в нарисованную дверь.

Я исполнил просьбу, но без всякого желания, предварительно собрав все заявки, чтобы не входить в третий раз. Я даже взял с собой фотоаппарат и сделал несколько снимков, которые могли пригодиться комиссии.

– Ну что ж, – заключил работу комиссии Геннадий Федорович, – феномен нуль-прорисовки, кажется, действительно имеет место. Хотя работы здесь еще очень и очень много.

– Поздравляю тебя с новой квартирой, Федя, – сказал Мальцев. – От души рад!

Я не ответил.

Комиссия собрала много материалов и теперь нужно было хоть немного привести их в систему. Афиноген пригласил всех к себе домой пить чай. Но многоопытные члены комиссии хорошо представляли себе последствия таких чаепитий и отказались. В барак к Афиногену пошли только я и Мальцев. Мальцев был радостно возбужден встречей. Хозяин достал к чаю законную бутылку водки. Сидели вспоминали и сам фирменный поезд, и его пассажиров. Даже пытались строить предположения, почему в нем все так произошло… Ведь тайна фирменного поезда до сих пор не была разгадана. Напротив, объяснений становилось все больше и больше. Афиноген был настроен как-то чинно, благородно, пил мало, так что в конце концов жена его даже забеспокоилась.

По моей просьбе квартирного вопроса в этот вечер не касались.

Но вот настало время расходиться. Афиноген и я проводили Артемия до остановки и усадили в автобус. Уехал Мальцев.

– Ну? – сказал Афиноген.

– Что, ну?

– Я ведь тебе дарю ту дверь, Федор Михайлович.

– Спасибо, Афиноген Каранатович. Спасибо за доброту.

– Да что там! Нарисовать недолго. В тебе все дело. Тебе спасибо, что помог старику.

Афиноген вынес из сарая полотно, натянутое на деревянную раму.

– Помочь? Или сам донесешь?

– Да в ней и весу-то никакого. Конечно, донесу сам.

– Ну, живи себе на здоровье, Федор Михайлович. Твори. Пиши. Читать будем.

– А сам-то ты? Почему себе не нарисовал дверцу? Тоже ведь не хоромы.

– Да зачем нам со старухой? Колька вон подрос. Доктор наук. В Старотайгинске окопался. Средний школу кончает. В Морфлот собрался. А младшенькая с нами проживет. Сарай же у меня, сам знаешь, какой!

– Картину я возьму, Афиноген Каранатович. А вот жить там не стану.

– Это почему же?

– Хоть я и фантаст, а от реального мира не отрываюсь. И в вымышленном, созданном своим воображением мире жить не хочу.

– Тогда хоть писать уединяйся.

– А вдруг воображение больное? Афиноген Каранатович, мне ведь и так хорошо. Жена у меня, дочь, ты вот, Артемий… Друзей у меня много. А ты не расстраивайся. Я тебе, Афиноген Каранатович, очень благодарен. Ты для меня больше, чем эту квартиру сделал.

– Эх, Федя… – Афиноген сгреб меня в охапку. – Упрямец ты. А нравишься. Ну, упрямец! Таким и оставайся.

Я приволок картину домой.

Пелагея Матвеевна смотрела телевизор и иногда оглушительно всхрапывала, вздрагивала и тут же задавала вопрос:

– Это ведь, который женился, Оля?

– Да нет, бабушка! Тот уже в городе живет. А этот только что сюда приехал.

– Ну… Я же вижу, что тот.

Ольга дергала плечами.

Валентина сидела в ногах у матери и тоже смотрела отсутствующим взглядом в экран.

– И куда ты этот шедевр ставить будешь? – спросила она.

– А к стене за свою кровать.

– Ты, папаня, сначала посмотри, что возле твоей кровати делается…

– Что там может делаться?

– Секретер твой исчез… А в нем ведь твои рукописи.