Вскоре, по мере удаления от тюрьмы, все чаще и чаще стали попадаться нам прохожие: женщины и девки с бельем в больших корзинах, либо с продуктами, ремесленники, мальчишки, разносчики.
Город стоял на трех пологих холмах, внизу, меж них вилась река, дополненная несколькими каналами, и пока мы спускались вниз, к реке, то шли попутно со всеми, и, казалось, нами вовсе никто не любопытствует, но когда мы миновали мост, то теперь все шли уже мне навстречу, торопливо расступаясь и прижимаясь к стенам и опасливо поглядывая за мою спину. Лица были грубые, суровые, все на один лад. Таких не одну сотню можно увидеть на полотнах Брейгеля, и эта живая фантасмагория, симбиоз животных и человеческих черт вызывал в моей душе нудную боль, и потому я несколько раз оборачивался на моих конвоиров, ища человеческого, осмысленного лица. Старший воспринял это по своему:
- Что пялишься? Здесь мы, не удерешь, - и он замахнулся было плеткой, пришпорив коня, но, подскочив вплотную, не ударил, еще раз крикнул: "Что пялишься, книжник?" и ошпарил плеткой огромную гороподобную бабу, невообразимо толстую, тащившую на спине большой мешок. Она коротко вскрикнула и упала навзничь, что вызвало смех зевак, которых вдруг оказалось возле нее множество. Ни страха, ни покорности или злобы не отразилось на ее лошадином лице, а только тупое недоумение. Грузно перевернувшись, она встала на карачки, потом поднялась и первым делом схватилась за свой мешок.
Людей, попадавшихся нам навстречу, становилось все больше - мы вошли, по всей видимости, в ремесленный квартал. Я больше не оборачивался, чтобы не раздражать моих конвоиров, но тут они остановились. Послышалось грозное: "Стой!", я остановился и оглянулся - рыцари выбирали себе кинжал. И до этого то один, то другой ремесленник, пользуясь случаем, зазывали к себе, нахваливая свой товар, будь то кубки или блюда, нарядная одежда, кожаные ремни или перстни и цепочки. Но моих рыцарей-конвоиров соблазнил только блеск оружейной стали.
Я, пока они спорили с торговцем, привалился к шатким козлам прилавка, и стал смотреть на облака, на реку, на городок, на лодки, на лес, встававший сразу за крепостной стеной. Там, вдали, вдруг показалась черная точка, за которой стлалось облачко снежной пыли. Я лихорадочно напряг зрение, еще не видя, но уже предчувствуя...
Рыцарь и его оруженосец все еще торговались о цене клинка, их движения были неторопливы, как и этот день, как множество дней в их жизни, в продолжение которой они никогда не спешили, потому что время для них не существовало, а были Долг и Честь, Слава и Грех, Любовь и Смерть, наконец, был Бог, недоступный ни очам, ни разуму.
Только мне эта черная точка, которая разрослась и теперь уже была вовсе не точкой, а вороным конем, несшим на себе всадника в черных латах с развевающимся черным плащом, напомнила о Времени, о его дружественности и враждебности, о его быстротекущей сущности и равномерной неизбежности.
Я волновался, но волнуясь, уже ликовал. Это был Его мир, мир, где Он никогда и никуда не опаздывал, и я уже предвидел нашу кровавую встречу, и воздух, вливавшийся в мою грудь, вмиг стал воздухом свободы.
Рыцари все торговались, а Черный Рыцарь тем временем скрылся из виду, заслоненный стенами домов.
- Здравствуй, - Повелитель мира возник внезапно на противоположной стороне улицы, он стоял на некотором расстоянии от земли и казался несколько рассеянным.
- Да, это он - Черный Рыцарь. Не мог же я появиться раньше него, я не спекулирую на чужом страхе. Условия прежние.
- Какие условия? - торопливо спросил я, опасаясь неприятностей со стороны моих стражей.
Но к моему удивлению, ни они, ни кто-либо другой не замечали моего собеседника.
- Не бойся, я существую только для тебя.
Тут меня осенило, и я сразу же вспомнил все, что он мне говорил в первый раз.
Читать дальше