Александр Лаптев - И тогда я сказал - согласен !

А ближе к ночи заявились двое моих товарищей по несчастью, те самые, которые из будущего. Товарищей звали Андрей и Дима, но это не суть важно, а важно то, что мы довольно неплохо посидели, как водится, выпили, и я затем проводил их до ограды -- уже в кромешной тьме, ночью. Они, между прочим, прощаясь, предупреждали, что против меня что-то затевается и чтобы я был настороже. Но я ответил, что, мол, как ни берегись, а свое схлопочешь, и нет никакого смысла прятаться от того, от кого спрятаться никак нельзя, потому что...

Но здесь следователь остановил меня, заметив, что я незаметно так взгромоздился на своего любимого конька.

-- Погодите! -- поднял он руку. -- Так вы утверждаете, что двое ваших гостей уехали от вас ночью?

-- Ну конечно!

-- Во сколько это было?

-- Ну я не помню. Может, в двенадцать, или в час. Какая, собственно, разница?

Последнее восклицание следователь проигнорировал, а сообщенье мое старательно занес в протокол.

-- А в чем они были одеты?

-- В чем одеты, -- буркнул я, -- в одежду были одеты!

-- В какую одежду?

-- Зачем вам это?

-- Пожалуйста, ответьте.

-- Ну в брюках они были (не голыми же им ходить), в брюках и в рубашках, у одного была коричневая рубашка, у другого синяя.

-- Так! -- кивнул следователь, водя ручкой в середине листа. -- А носки у них были?

-- Да откуда я знаю про носки? Вы бы еще про трусы меня спросили.

-- Да, кстати, -- подхватил он, -- а какого цвета у них были трусы?

Я подумал, что он, верно, издевается надо мной. За кого он меня принимает?..

-- Перестаньте задавать провокационные вопросы, -- произнес я, сжимая под столом кулаки.

Следователь отодвинул лист в сторону.

-- Мне кажется, что вы до сих пор не поняли, в каком сложном положении оказались. Вот вы сейчас сказали про брюки и про рубашку, а между прочим, на трупах была именно такая одежда -- темные брюки, которые сейчас редко кто носит, и столь же редкие нейлоновые рубашки синего и коричневого цветов. Но и это еще не все! При них найдены документы на имя... как, вы сказали, их зовут?

-- Андрей и Дмитрий.

-- А фамилии?

-- Сирин, а второй, кажется, Ильин.

Следователь откинулся всем телом назад. Лицо его стало почти счастливым.

-- Ну вот видите! В найденных документах значатся именно такие фамилии и имена. Так что получается, что никуда ваши приятели от вас ночью не уезжали и уехать не могли! -- Он набрал в грудь воздуха и заговорил вдруг каким-то особенным -- (проникновенным?) -- голосом: -- Скажите, из-за чего вы повздорили?

Я отвернулся. Все мои объяснения разбивались подобно морским волнам, ударяющим в неподвижный валун на берегу. Можно хоть тысячу лет яриться и пениться морю, хлестать и хлестать изо дня в день в гладкую поверхность и ничего ровным счетом не добиться. На то он и валун!

-- Я могу лишь повторить сказанное: эти люди, которых нашли в моем доме, на самом деле людьми не являются.

-- А одежда, документы?

-- Все заранее подстроено! Я же вам говорю: возьмите на анализ кровь! Или любую ткань -- и сразу все станет ясно.

Следователь поморгал глазами, вздохнул раза два и подвинул мне протокол:

-- Прочитайте и распишитесь.

Я взял ручку и без задержки, как и в прошлый раз, поставил в нижнем углу размашистую подпись.

-- Все это лишнее, -- произнес я устало.

-- Не скажите, -- отозвался следователь.

Мы одновременно поднялись.

-- По-видимому, сегодня будет произведен следственный эксперимент, - сказал он. -- Так что будьте к этому готовы.

-- Я всегда готов, -- буркнул я, покидая комнату дознания.

Однако к визиту адвоката, назначенного для моей защиты, я оказался не подготовлен. Он заявился перед обедом, и я все время нервничал -- не останусь ли я в результате нашей беседы с пустым желудком.

Адвокат мне с первого взгляда не понравился, да и я ему тоже понравился не очень, потому как сразу дал понять, что мне не нужны никакие адвокаты и я не нуждаюсь ни в чьей защите. (Я вообще плохо понимаю людей, берущихся защищать убийц. Ладно еще, когда убивают по неосторожности или в состоянии так называемого аффекта, а вот когда делают это обдуманно, да еще с изощренной жестокостью -- таких я бы давил на месте.)

-- Вы напрасно тратите время! -- заявил я адвокату -- довольно молодому мужчине, лет тридцати, среднего роста и очень серьезному, что ему совершенно не шло.

-- Хотите вы этого или нет, но согласно закона, у вас должен быть общественный защитник. Поверьте, это делается в ваших же интересах!

-- Да я верю, -- сказал я уже потише. -- Просто зря это все.