Джон Криси - Искатель. 1991. Выпуск №2

— Все равно неприятно: кости, черепа… — Историю в белых перчатках не делают. Это еще Маркс утверждал.

— А ты что же… Историю делаешь? — изумился Шулейко.

— Работаю на историю, — поправил его Рудик. — Я, если хотите, археолог на хозрасчете. Люди по недомыслию, по предрассудкам и прочим причинам вместе с покойниками хоронят ценные вещи, которые не должны пропасть, истлеть, — знаки, ордена, кортики, ладанки… Зачем всему этому пропадать? Это в музеях должно быть, в коллекциях… Вот я и спасаю.

— Гм, — озадачился слегка Алексей Сергеевич. Меньше всего он ожидал столь наглой уверенности в правоте мародерства.

— Смотрите сами, — напирал Рудик. — Приехал бульдозер и заровнял старые могилы под стройплощадку… Ну, как на той же Северной, как на итальянском, английском немецком кладбищах… И кого это греет, что все регалии ушли в землю с концами?! А так — вот оно, — Рудик вытащил из кармана восьмиугольную звезду Святого Станислава, — лучами на солнце сверкает!

— Кладбища сносить — это, конечно, варварство, — не выдержала Оксана Петровна. — Но и могилы потрошить — занятие для подонков.

— Из-ви-ни-те! — искренне обиделся Рудик. — Не по адресу. Это строители потрошат. Вываливают все в отвал, и лови болты. Я с гробу оставляю все как было. Прах не тревожу. Сниму то, что покойнику не нужно, и все. И даже зарою за собой.

— Ну, хорошо, — попробовал Шулейко зайти с другой стороны. — Представь, что ты приходишь на могилу, а в ней кто-то покопался. Каково тебе будет?

— К моим могилам никто не приходит. Я советских не трогаю. Во-первых, там все равно ничего нет. Во-вторых, кодекс мы чтим! Ну а те, кто до революции похоронен, так это большей частью представители эксплуататорских классов: попы, жандармы, чиновники, царские офицеры. У них это все равно бы в революцию реквизировали, да только не успели — они раньше померли.

Шулейко набрал было воздуха, чтобы выпалить: «Да ведь и среди них были честные и достойные люди!», но вовремя уловил в голосе Рудика откровенную насмешку. В следующую секунду он понял — и это дошло до него со сладостным ужасом, — что уже ничто, никакие внутренние призывы к благоразумию и терпимости, к пониманию обстоятельств не удержат его правую руку, которая уже выхватила у Рудика ордена Станислава, сжала до рези в пальцах и с размаху что было сил — впечатала восьмиконечную звезду в лоб «могильного пирата». Столик кувыркнулся, зазвенели бокалы, взвизгнули девицы. Бармен сунул в губы свисток и залился милицейской трелью.

На третьи сутки двухнедельного заключения в камеру Шулейко заглянула Оксана Петровна.

— Ну вот, — вздохнула она, выкладывая на столик пакет с горячими «караимками», — опять я использую служебное положение в личных целях. Пора увольнять.

— Что делать, — буркнул Алексей Сергеевич, — если у вас такие кретинские законы. Можно сколько угодно грабить мертвых, но стоит только сказать, что это плохо, как …

— Сказать! — назидательно перебила Оксана Петровна— А не распускать руки. Надо уметь спорить и владеть своими нервами. Впрочем, я вас совсем не осуждаю…

Она вдруг рассмеялась.

— Сына выпустили, так тут же сел отец. Кто из вас яблоня, а кто яблоко?

— Как! Вадима отпустили?! Он не виновен?

— Считайте, что он отделался легким испугом. И порядочным штрафом. Теперь его черед учить папу уму-разуму… Позвонил мне Покровский и сказал, что чертежами Михайлова Стеша, оказывается, оклеила стены во время ремонта. Она призналась ему в этом незадолго до смерти.

— Что же он столько молчал?

— Я его тоже об этом спросила. А он говорит: «Представьте, что к вам в дом приходит полоумный старик и уговаривает вас содрать со стен обои, потому что под ними — чертежи гения. Что бы вы ему сказали?» Он сам узнал об этом недавно.

— Так надо же немедленно ехать! — вскочил Шулейко.

— Вот я и договорилась, — невесело усмехнулась Оксана Петровна, — что вы будете работать там на погрузке строительного мусора. Дом Михайлова — в зоне реконструкции жилого квартала…

— Стой! — заорал Шулейко, выскакивая из милицейской машины. Экскаватор занес свою чугунную гирю над куском последней стены михайловского дома. По грудам обломков он пробрался к стене и стал срывать с нее многослойные наросты обоев.

— Чего, клад, что ли, ищешь? — поинтересовался чумазый экскаваторщик, насмешливо глядя, как осторожно отделяет Шулейко пожелтевшие бумажные пласты.