Кит Лаумер - «Если», 1992 № 05

— Ты имеешь в виду небо? Ну, атмо… воздух кончается на высоте около тысячи миль, а дальше начинается космос, безвоздушное пространство.

Дхува в восторге хлопнул ладонью по столу и засмеялся:

— Ну и дурачье же у вас там! Ты только посмотри наверх. Кто же этому поверит?

Он снова захихикал.

—Дачто ты! Это только ребятишки думают, что небо твердое — вроде крыши. Неужели ты никогда не слыхал о солнечной системе, других планетах?

— Планеты? Что это?

Бретт, решив, что продолжение дискуссии бесполезно, быстро сменил тему.

— А что это за коричневая штука?

— Гель? Он вроде как управляет этим местом. И создает этих големов. Ты, главное, не попадайся ему на глаза.

— А кто он такой? Из чего он? Он живой?

— Не знаю — да, по совести, и знать не хочу. Мне здесь по вкусу: спину гнуть не надо, жратвы вдоволь, и крыша над головой есть. Они даже устраивают всякие зрелища и представления. Жить можно — все лучше, чем в Вавли. Главное — не попадаться на глаза.

— Как отсюда выбраться? — спросил Бретт, допивая кофе.

— Наверное, через стену. Но я пока уходить не собираюсь. Я ведь в бегах, потому что Правитель… Ну, ладно, неважно… Во всяком случае, возвращаться мне пока ни к чему.

— Не может быть, чтобы здесь жили одни… эти… как ты их называешь? — големы. А людей ты не встречал?

— Ты первый. Я сразу понял, как тебя увидел. Големы и ходят по-другому, и говорят по-другому, и делают не то — словом, ведут себя совсем не так, как настоящие люди… ну, словно что-то разыгрывают. Теперь хоть есть с кем поговорить! Знаешь, совсем без людей тоже худо.

— Ты на меня не рассчитывай. Я здесь не задержусь.

— А чего тебе искать? Здесь есть все, что надо — жить можно.

— Ты совсем как мои тетя Хейси и дядя Филлипс, — с негодованием воскликнул Бретт. — Они мне сто раз говорили, что у нас в Каспертоне есть все, что надо, и нечего пытать счастья где-нибудь еще. А откуда они знают, что мне нужно? Откуда ты знаешь? Или я сам? Одно могу сказать, мне нужно гораздо больше, чем спать и есть.

— Что же еще?

— Да много всего — чтобы было, о чем думать, и какое-нибудь стоящее дело… Послушай, ведь даже в кино…

— Что это — «кино»?

— Ну… такие движущиеся картинки…

— Картины, которые двигаются?

— Ну да.

— Это тебе тоже жрецы нарассказывали? — Дхува еле сдерживал смех.

— Каждый знает, что такое кино.

Дхува рассмеялся.

— Ох уж, эти жрецы! Я вижу, они везде одинаковы — городят небылицы, а люди им верят. — И, перестав смеяться, спросил: — А что у вас слышно о Грате и о Колесе?

— Я никогда не слыхал о Грате.

— Грат — это Самый Великий, с четырьмя глазами, — Дхува поднял руку, словно хотел сделать какой-то знак, но остановился на полпути. — Привычка, — смущенно пробормотал он, — я-то в эти россказни никогда не верил.

— Ты, наверное, имеешь в виду Бога?

— Про Бога я не знаю. Расскажи…

— Бог — Создатель всего мира. Он… ну, он — Всевышний. Он знает все, что происходит. А если человек жил праведной жизнью, то после смерти он встречается с Богом в Раю.

— А где это?

— Это… — Бретт нерешительно показал рукой, — там наверху…

— Но ты же только что сказал, что там наверху пустота и какие-то другие миры крутятся, — быстро отозвался Дхува. — Ладно, неважно. Наши жрецы тоже все время врут. Огненная Река, Колесо — это ничуть не лучше вашего Рая и Бога. — Дхува вдруг поднял голову, прислушиваясь. — Что это?

Он встал и повернулся к двери. Дверной проем был заполнен полупрозрачной коричневатой массой. По поверхности пробегала крупная рябь, янтарные искры, зеленоватые отблески. Дхува метнулся к двери, ведущей в кухню, Бретт застыл, словно в столбняке. Поток покатился, как жидкая ртуть, догнал Дхуву, обволок его и поднял над полом. Бретт увидел тощую фигурку, отчаянно дергающую руками и ногами внутри полупрозрачных стен из темного жидкого стекла. И тут вязкая волна отпрянула к кухонной двери и исчезла: Вместе с человеком.

Уставившись на дверь, Бретт замер, не в силах пошевелиться. В кафе воцарилась тишина. На пыльном полу лежал солнечный луч. Маленькая бурая мышь прошмыгнула к буфетной стойке. Бретт подкрался к двери, за которой исчез Дхува, и, поколебавшись, распахнул ее. Он оказался на краю обрыва с отвесными глинистыми склонами, испещренными дырами перерезанных водопроводных и канализационных труб, обрывками силовых кабелей. Глубоко внизу поблескивала черная маслянистая жидкость. В нескольких футах от него на узкой полоске словно отхваченного ножом линолеума столбом торчала официантка.