Кит Лаумер - Журнал «Если» 1992 № 05

Следом показались двое полицейских. Один из них, по‑видимому, разглядев пистолет, положил руку на кобуру.

— Лучше уберите оружие, сэр, — произнес он деревянным голосом.

— Посмотри! — обратился Бретт к толстяку. Он поднял кусок кирпичной кладки. — Это же папье‑ маше.

— Он взорвал стену, сержант! — продолжал орать толстяк. — Он опасен!

— Вы должны пройти с нами, сэр, — сказал полицейский. — Этот джентльмен только что сделал заявление…

Бретт взглянул полицейскому в лицо. Ярко‑голубые глаза смотрели твердо. А вдруг он и впрямь настоящий?

— У него не все дома, — втолковывал толстяк. — .Вы бы послушали, что он несет! Смутьян! Таких надо держать под замком.

Полицейский кивнул:

— Бороться с нарушениями…

— Подумать только, совсем молодой парень. Это ужасно! — Толстяк вытер лицо носовым платком. — Но вы, ребята, сумеете разобраться, что к чему.

— Лучше отдайте мне эту штуку, сэр, — сержант протянул руку к пистолету, и Бретт ткнул его кулаком под ребро. Сержант мгновенно окоченел, рухнул на землю и остался лежать, уставившись в небо.

— Вы… вы убили его! — воскликнул толстяк, отшатнувшись.

Второй полицейский вяло потянулся за пистолетом, но Бретт точно таким же ударом уложил его рядом с напарником. И повернулся к толстяку.

— Я не убил их. Просто выключил. Они же не настоящие — это големы.

— Убийца! В самом центре города! Средь бела дня!

Бретт все еще пытался его убедить.

— Все это… разве ты не заметил, что все это вышло как импровизация, в спешке; то есть Гель понял: что‑то не так, но не сумел разобраться, что именно не так и как действовать. Когда ты позвал полицейских…

В этот момент толстяк вдруг плюхнулся на колени и зарыдал:

— Не убивайте меня!.. О, не убивайте меня!..

— Да кто собирается тебя убивать? — возмутился Бретт. — Я просто хочу тебе кое‑что показать. — Он схватил толстяка за шиворот и поволок к обрыву. Толстяк изумленно уставился в глубину и сделал шаг назад.

— Что это?

— Да я же все время пытаюсь тебе объяснить: город, в котором ты живешь, — декорация, скорлупа без содержимого. И людей здесь нет — только ты и я. А еще был Дхува. Мы сидели с ним в кафе, но тут появился Гель. Дхува пытался убежать, но Гель схватил его. Теперь он там, внизу, в этой дырище.

— Я не один, — бормотал толстяк. — У меня есть друзья, и партнеры, и знакомые по клубу. Я застрахован… На прошлой неделе я думал о Христе…

Он замолчал, вывернулся из рук Бретта и выскочил в проход. Бретт прыгнул за ним, поймал за полу пиджака, ткань затрещала. Толстяк упал на четвереньки рядом с полицейским.

— Вставай, черт тебя подери! Мне нужна помощь, и ты мне поможешь! Тебе почти не придется ничего делать — только следить за веревкой. Дхува, возможно, ранен, я не сумею вытащить его в одиночку. Если кто‑нибудь появится — я имею в виду Гель, — ты подашь сигнал, вот так, — Бретт свистнул два раза. — А если со мной что‑нибудь случится, попробуй сам… Держи, — Бретт протянул толстяку пистолет, но потом передумал и вручил охотничий нож. — Ну, я пошел.

Он взглянул на бледное, блестящее от пота лицо, на мокрые редкие пряди волос, прилипшие к веснушчатому черепу… Этот человек может сбежать в любую минуту, но другого нет, и Бретт сделал все, что мог.

— Помни, там, на дне, человек — такой же, как ты, настоящий!

У толстяка тряслись губы, он непрерывно облизывался, не сводя глаз с Бретта.

Бретт начал спускаться.

Это оказалось совсем нетрудно: весь склон был утыкан отверстиями, торчали обломки камней, труб, досок. Бретт остановился передохнуть на горизонтальном выступе. Вверху на фоне неба вырисовывался четкий силуэт толстяка; внизу футах в двадцати он видел черную стоячую воду, по которой расходились круги от камней, осыпавшихся при каждом его шаге.

Внезапно руки ощутили подергивание веревки, рывки… и в следующее мгновение он рухнул вниз вместе с веревкой, которую так и не выпустил из рук.

Он приземлился на спину, плюхнулся в неглубокую воду; кольца троса падали вокруг него с легкими всплесками. Бретт нашел конец страховки и осмотрел его — трос был аккуратно перерезан.

Он бродил под землей уже больше двух часов, то по грудь, то по щиколотку в вязкой мутной жиже, в которой плавали самые разнообразные и неожиданные предметы. Он был так же далек и от своего друга, и от собственного спасения, как в тот момент, когда толстяк предательски перерезал трос. Конечно, он свалял дурака, оставив его наверху с ножом в руках, но трудно было предположить, что толстяк способен выкинуть такое. Ведь он же все‑таки человек, и он собственными глазами увидел дыру, и Бретт ему все объяснил…