Н Ляшко: Марево

Сколько душ погибло здесь на его глазах? По ту сторону кургана умер ушибленный быком дед. По ею сторонусброшенный конем объездчик. За колодцем убит пойманный конокрад. А на перекрестья похоронен зарезанный кем-то прохожий.

Корнея охватывают запахи и краски юности: гаснет костер, засыпает отец, и он, молодой, чуть старше Зосимы, крадется от стоянки. Отойдет, оглянется, послушаети дальше, дальше, а потом бегом к ждущей его у поля Аграфене. Без передышки до самого поля. А-на заре назад.

Ныли от поцелуев и обнимок грудь и руки. Но когда так пахла земля? А солнце, а трава, а цветы? И все это только так, все это она забыла...

"Обожди, я узнаю!"

Рябчик вскидывает голову, и они глядят друг другу в глаза. Спине Корнея зябко от горечи и нежности. Он опускается на корточки и говорит Рябчику:

- Мы узнаем, узнаем, не бойся.

Рябчик трется о руку и взвизгивает.

- Чего ты? Ничего, не скули. Мы не из тех, мы докопаемся...

Шуршит бумага, с кремня летят искры, щекочет сладкий дым, а в глазах опять мелькают стена убогой хаты, тени на ней. Корней швыряет свитку, опорки и бежит на марево-к осинам, к огороду, к тени.

"Узнаю, я узнаю..."

Злоба выращивает за спиною крылья, ноги сбивают с трав росу. Корней не слышит крика Зосимы и бежит все быстрее. Из-под него лохматой полосою ложатся следы.

Рябчик вслед лапами ткет на влажной земле шнурочек.

III

Зосима и Онуфрий стоят с палками и озираются.

- Гонись, узнай, что там, - говорит Зосима - а я к быкам пойду.

Отец, как в воду, вбегает в туман, погружается в него по колени, по пояс. Еще немного, и он скроется. Страх спирает Онуфрию дыхание, и он кричит:

- Подожди-и-и!

Крик и отклик далей отрезвляют Корнея. Он останавливается и, словно разбуженный, глядит по сторонам.

Рябчик лает в туман; но шерсть на нем ровна, голос беззлобен: не чует он тревоги, и Корней сипит на него:

- Цьщ ты, цьщ!

Рябчик в удивлении глядит на него и опускает хвост.

Онуфрий круто останавливается, шарит в тумане глазами и, передохнув, спрашивает:

- Куда вы?

Корней делает вид, будто вглядывается в туман, и в свою очередь спрашивает:

- Ты чего прибежал? Идем назад. Тошно мне что-то.

Неладное, чую, дома делается.

Онуфрий глядит туда, где село, и спешит за отцом.

- Что там такое?! - кричит Зосима.

- Да ничего! - отзывается Корней. - Чего переполошились? Маленькие, без отца и спать не умеете!

- Так вы ж не шли, а бежали. Я аж проснулся.

- Ну, и бежал! Или тебя надо было спроситься?!

Зосима сердито кидает к шалашу палку и идет к колодцу. Итти туда ему незачем, но он идет, - пусть отец кричит в пустоту.

Корней подбирает свитку, опорки и забирается в шалаш. Роса пощипывает ноги. Корней вытирает их и складывает на груди руки.

В ушах ломит от мысли, что тревога не уйдет, пока он не побывает в селе. Дни и ночи будет мучить. А чего ради? Ведь ничего не было. А если было? Надо узнать.

А как? Раньше пастухи умели узнавать. Ого! Они ставили жен и дочерей на колени, они заставляли их есть землю и, как перед смертью, молиться. И добивались своего. Узнает и он...

Истома касается ног, плывет к груди, гладит плечи и кружит голову. Шорохи спадают, смягчаются, тают.

Нет ничего, - ни просторов, ни месяца, ни белой стены.

Лишь сверчок поет где-то:

Пью-урр-пью-урр...

IV

Что могло случиться дома? Пожар? Умерла Маринка?

Ивась упал? Или... И, значит, завтра мать не придет, вишен не будет. Выветренные ресницы Онуфрия дрожат.

Чтоб не расплакаться, он идетк колодцу и спрашиваетбрата:

- Может, огонь развести?

Зосима кивает на курган:

- Ты кого видел там?

- А кого там увидишь?

- Так куда ж он бежал?

- Не знаю, приснилось что-то.

Онуфрию хочется рассказать, как он догнал отца, что тот сказал ему, но Зосима шепчет:

- Может, там был кто? Баба какая, а ?

- Баба? Что ты мелешь? - возмущается Онуфрий. - Какая баба?

- Да тише ты! - шипит Зосима. - "Какая, какая"...

- А чего ей ночью тут делать?

Зосима презрительно оглядывает Онуфрия:

- Дурак! - и отворачивается.

- Зато у тебя ума у-у-у сколько! - фыркает Онуфрий и идет прочь.

У шалаша он забирается под свитку и еще раз фыркает:

- У-у, умный какой, бабу выдумал!

Веки его сближаются, и он про себя грозит Зосиме:

"Погоди!" Он, Онуфрий, вырастет, один наймется пасти быков и никого не возьмет с собою. Отец пусть дома хозяйничает. А к нему, к Онуфрию, в степь будет приходить соседская Галька, и они будут играть, петь, гоняться друг за другом. Эх, а хорошо сейчас дома! Онуфрий слышит запахи хаты, сеней, сарая, огорода. Из всего этого завтра-а завтра воскресенье-придет мать. По воскресеньям он, Онуфрий, не ходит пасти быков. Он остается у шалаша.