Сьюзи Чарнас - «Если», 1998 № 01

Как рассказала мне Росс, Бимиш уговаривала ее бежать с Кондры. Куда? Росс обеспокоена состоянием подруги. «Что если, — вопрошает она, — Бимиш окончательно сойдет с ума и зарежет ни в чем не повинную ящерицу-врача? Нас тогда посадят под замок на веки вечные…»

Росс отнюдь не жаждет сидеть под замком. Она нашла себе хобби — играет на виолончели. Ящерицы с превеликим удовольствием сделали Для нее инструмент. Более того, с ней вместе виолончель осваивают трое кондриан.

По мне, пусть творит, что хочет. Я слоняюсь по округе и веду наблюдения за кондрианами, которые только и делают, что подражают нам даже в мелочах.

Меня по-прежнему мучают кошмары. Симфоническая музыка больше не помогает, даже Сибелиус. Если я слушаю музыку достаточно долго, то мне начинают мерещиться голоса. Могу слушать исключительно камерные пьесы, где каждая нота звучит отчетливо и раздельно, где я воспринимаю и звуки, и паузы между ними. Мне предоставили постоянный пропуск в фонотеку, и я провожу там уйму времени, слушая то, что хочу.

Запись 16. Четырнадцать К-лет спустя. В конце концов Бимиш удалось получить трех жизнеспособных детей. Но два из них странным образом утонули в результате несчастного случая неделю назад, а третья, девочка по имени Мелисса, убежала, и ее никто не может найти.

Клетки, которые мы поставляем, уже не отличаются качеством, хотя Бимиш не отчаивается. За глаза она теперь называет кондриан «змеелицые». Она совсем поседела. Я тоже.

Кондрианские новости нынче вертятся вокруг растущего напряжения в отношениях с соседним миром — главным торговым партнером планеты. Живьем я обитателей того мира — его называют Чадондел — никогда не видел, только на снимках и в телевизионных репортажах. Теперь похоже, что и не увижу. Ну и наплевать.

Интересная штука произошла с заразой, убившей первых выведенных Бимиш детей. Она мутировала и превратилась в болезнь, поражающую кондриан примерно так же, как в прошлом рак поражал людей. Ну что ж, кондриане сами напросились на такую беду.

Запись 17. Я отправился в дюны взглянуть на «старокондриан» — на тех, кто не пожелал имитировать земные обычаи. Большинство из них не говорит по-английски (они и по-кондриански нынче говорят друг с другом нечасто), но, по-видимому, они не возражают, если вы просто шатаетесь рядом и наблюдаете за их жизнью.

Живут они поодиночке либо в крошечных поселениях, очень примитивно, сведя свои потребности к минимуму. У старокондрианина есть, как правило, круглый каменный домик, хотя может оказаться, что он живет в норе или пещере; он ходит каждый день за водой, а пищу себе готовит на маленькой плитке, работающей от батарей, или даже на костре из дров. Телевизора у него нет. Вместо развлечений он ходит туда-сюда, разглядывая, что придется, или сидит и медитирует, или копается у себя в цветнике, или режет по дереву. Правда, время от времени они собираются вместе ради того, чтобы потанцевать или просто погреться на солнышке, а то вздумают поставить какой-либо скетч или пьеску. Если уж они решили актерствовать, то это может длиться многие дни подряд. У них есть что-то вроде натурального обмена: изделия из одной округи ценятся в других. Иногда они путешествуют, и отдельных пилигримов можно встретить даже на городских улицах — но подолгу они здесь не задерживаются.

С недавних пор попадаются молодые, которые пытаются вернуться к подобному стилю жизни, создав соответствующие условия в городах. Право, их потуги смешны, — а между тем эти юнцы считают свои действия абсолютно неизбежными перед лицом вторжения инопланетных обычаев. Земных обычаев.

То есть это, очевидно, обратная реакция на затеянную некогда «программу». Я пристально слежу за развитием событий — оно завораживает, а должно бы бросать в дрожь. Мне эта реакция сверхъестественным образом напоминает земных фундаменталистов-националистов — «Американских христиан», ближневосточных мусульман и всех прочих, кто к концу жизни на нашей планете превратил эту жизнь в форменный ад. Но если указать «антагонистам» на подобное сходство, они тоже приходят в бешенство, поскольку не хотят уподобляться землянам в чем бы то ни было.

Я частенько завожу разговор на подобные темы только для того, чтобы посмотреть, чем он кончится. Если я общаюсь с «антагонистами», те неизменно лезут в бутылку: «Нет, — кипятятся они, — мы просто-напросто хотим вернуться к прежним традициям!..» Они совершенно не сознают, что самый их пыл — черта скорее земная, чем кондрианская. Насколько я могу судить по разным источникам и собственным впечатлениям, горячность есть нечто не свойственное коренной кондрианской культуре. Пока они не увлеклись нашими сигналами, у них ничего подобного не было; каждый жил сам по себе, спокойно и, честно говоря, скучновато.