В.Х.:Никакого упрека в моих словах нет. Как писать — это личное дело каждого. Не думаю, что в последние годы что-то изменилось в понимании миссии литературы. Всегда было и то, и другое. Вы же прекрасно знаете, что и Пушкин, и Достоевский при жизни не были самыми тиражными авторами. Да, в русской культуре писатель — существо особенное.
Изменилась ли его миссия? Вообще, к констатации всяких изменений нужно относиться очень осторожно. Любой ученый знает: необходимо десятикратное время, чтобы достоверно установить какое-либо изменение или тенденцию. То есть нужно подождать лет сто. Я, однако, уверен: талантливое художественное слово в русской культуре никогда не потеряет своей силы. Но вот вопрос: что это будет за сила? Здесь никаких гарантий нет. И будут ли «чувства добрые пробуждать» будущие «классики» — неизвестно. Несомненно, писатель есть и будет «ловец челове-ков». Однако литературные итоги ушедшего века, по-моему, выявили и противоположное явление — сила слова, «миссионерство» писателя, в частности, в России имеет огромную непредсказуемую мощь.
Весьма поучительна история о двух молодых людях, которые собрались вместе и написали за недельку небольшую такую брошюрку. Сейчас ее на прилавке и не заметили бы. Но брошюрка эта сыграла решающую роль в жизни сотен миллионов людей, причем миллионы при этом лишились своей жизни.
Маленькая «новелла» называлась «Манифест коммунистической партии». Для меня нет сомнений, что этот опус принадлежит к жанру утопии. XX век — наглядный пример того, что слово является самым опасным и самым мощным оружием массового уничтожения.
Э.Г.:Оставим историю историкам. Но, обратите внимание, слово «ученый» произнесли вы, а не я. Поэтому считаю вправе задать вопрос: а почему астрофизик с мировым именем писал и пишет фантастику социальную, психологическую, лирическую, наконец, но пренебрегает фантастикой научной?
В то время как американцы, тот же Винжд, Вир или Зандель, успешно разрабатывают космологические идеи. Или вы считаете, что ваши будущие студенты проникнутся красотой науки, погрузившись в бездны мейнстримовской рефлексии, постмодернизма, психоделии?
В.Х.:Научная фантастика — прекрасная пора моего детства. Мы читали ее запоем в школе, обсуждали в кружке Дворца Пионеров, мечтали и даже кое-что конструировали. Рэй Брэдбери, Лем, братья Стругацкие, Шекли, Кларк — вот наши кумиры 60-х. Эта прекрасная приключенческая литература абсолютно необходима для растущей личности. Но человек вырастет и задаст себе вопросы более сложные, чем в детстве и юности. И тогда надо плюнуть на жанры и читать просто хорошую литературу. Почему конкретно я не пишу НФ? Да, может быть, я ее и пишу?! Кстати, среди моих героев очень много людей науки, есть даже генеральный конструктор. Ну а если серьезно — пишешь так, чтобы самому было интересно читать. Вот, к примеру, возьмем два произведения: «Из пушки на Луну» и «Братья Карамазовы». В обоих романах встречается чисто фантастический, даже НФ-ракурс — преодоление земного тяготения и создание искусственных небесных тел летающих в безвоздушных пространствах. Но как по-разному раскрыта эта техническая идея? Про Жюль Верна напоминать читателям журнала «Если» не надо, а вот у Достоевского… Ведь там, пожалуй, впервые был описан искусственный спутник Земли, правда, это был топор, запущенный на околоземную орбиту больным сознанием Ивана Карамазова. Но сколь страшен образ Достоевского? Ведь то и раскольниковский топор, и будущий первый искусственный спутник Земли, и грозное, пока еще не сконструированное, космическое орудие убийства… Господа, каждый требует от книги той глубины, которую он имеет внутри себя. Лучшие ученые и изобретатели никогда не изобретали просто так, ради интереса. У всех была ИДЕЯ.
Циолковский, кстати, тоже писатель-фантаст, мечтал вовсе не об освоении космических пустот, не ракета была его мечтой. Ракета была средством для победы «общего дела» — оживления всего человечества и превращения его в новую вселенскую породу неких бестелесных счастливых людей, подобно свету блуждающих по межзвездным пространствам.
Э.Г.:У Достоевского — это образ, вербализация его политических, социальных прозрений. И не надо науку сюда притягивать, уши у нее не резиновые. А вот у Жюль Верна — «чисто научная» идея, от нее и вся научно-техническая конкретика будущего. Мне кажется, подобные сравнения — своего рода литературоведческие кунштюки. Однако меня больше смутил ваш тезис о «просто хороших писателях» Никто не спорит, фантастическая литература (а не футурологические и научно-популярные очерки) неразрывно вплетена в канву художественной словесности. Но есть специфика направлений — «деревенщики», «городская проза», «маринистика» и так далее… Валить все в одну кучу — непродуктивно. НФ тоже выполняет свою миссию, и я не уверен, что если бы вы в детстве и юности читали одного Достоевского (и иных равновеликих), то его топор вдохновил бы вас на стезю науки.
Читать дальше