Журнал «Если» - «Если», 2000 № 09

Патрик снова вцепился в траву, как в якорь, еще удерживающий его на земле.

— А мои родители? Где они сейчас?

Кариша показала на небо. На звезды, которые больше походили на маленькие плавающие огненные клубки.

— Дома, на флагманском корабле. Ждут тебя.

Это безумие. И, кажется, правда. Потому что теперь он знал, почему пляшущие огни на Айленде не пугали его. Потому что выглядели так же, как свет за окнами его спальни, когда он был совсем маленьким. В ту пору они жили далеко на севере, в канадских лесах. Теплые светящиеся шары, весело играющие на сверкающем снегу.

— Я не… не знаю…

Кариша улыбнулась и чуть дотронулась до его ноги.

— Поэтому я здесь, и я увезу тебя домой.

— Сомневаюсь, чтобы там играли в хоккей, верно?

Он оглянулся на каток. Горло вдруг перехватило тугим кольцом.

— Верно.

Она осторожно погладила его. Слепящая боль прострелила его бедро и сосредоточилась в колене. Патрик взвыл и попытался вырваться, но она цепко держала его. Еще мгновение — и боль ушла. Вместе с окружающим миром.

Он открыл рот, чтобы закричать, но не издал ни звука. В ушах стоял пронзительный вой, похожий на свист штормового ветра.

Разум подсказывал, что он мечется и извивается, стараясь освободиться, но тела своего не чувствует. Слух, зрение и голос куда-то пропали. Остались лишь смутные ощущения, твердившие: он не имеет ни веса, ни кожи. И никаких границ, если не считать тех, которые он определил сам. Ни мышц, ни волос, ни костей.

Она продолжала гладить его, добралась до черепа, расколола его раскаленными щипцами, так, что содержимое фонтаном взметнулось в небо. Оказалось, он тоже состоит из мертвенно-белого свечения, струившегося из его мозга, как вода под давлением. И это свечение, бывшее Патриком, мгновенно растворялось в воздухе.

Патрик задыхался, мучительно пытаясь втянуть воздух несуществующими легкими. Кричал несуществующим голосом, отчетливо сознавая, что рассеивается, расплывается, расползается, как пушистое облачко на ветру. Растягивается по небу такой тонкой пленкой, становится невидимым. Бесплотным, глухим, слепым. Умирающим.

Но тут Кариша потянула его обратно. Сознание этого буквально ворвалось в его тело с такой силой и неистовством, что он отчетливо услышал, как хрустят связки, скрипят мышцы. Сломанная в прошлый сезон щиколотка отозвалась нестерпимой болью, кость изогнулась до предела, грозя треснуть.

Но он приветствовал боль, как собственную душу, принимал с распростертыми объятиями, едва водопад света рванулся назад в его физическое «я». Мощь этого превращения швырнула его на траву. Он упал навзничь. Большое тело странно дергалось, как спятившая марионетка. Голова ударилась о землю, и Патрик встал на колени, кашляя и захлебываясь в приступе рвоты. Он стоял так до тех пор, пока перед глазами не поплыли острые стебли травы. Потом неуклюже откатился и сел, втягивая густой ночной воздух в обретенные легкие. Воздух скользил по горлу, такой насыщенный, что Патрик ощущал его вкус, смешанный с запахами, доносившимися с ближайших фабрик. Вкус лучшего виски.

Он снова обрел плоть и кости. И все ощупывал икры, бедра, колени. Надежные, крепкие мускулы, способные делать все, что от них требуется.

Он поспешно прижал ладони к паху, желая убедиться, что остался мужчиной. Пробежал пальцами по лицу. Надежное, крепкое покрытие из кожи, облекавшее мускулы и кости. Все на месте. Все собрано воедино.

Он сжал и разжал кулаки, потер больную щиколотку, чтобы доказать себе: все кости на месте.

Кариша протянула руку и сжала его пальцы. Патрик отшатнулся, готовый к схватке. Он убьет ее, если понадобится, но не позволит снова подвергнуть себя такой пытке.

Но она и не пыталась. Просто держала его руку в своей, изучая, поворачивая, стискивая, словно хотела почувствовать каждую косточку. Потом подняла глаза, полные непролитых слез.

— Прости, — шепнула она, не отпуская его.

— И вы все так живете? В таком виде? — выдохнул он. В пересохшем горле скребло, но, по крайней мере, он его чувствовал!

— Все не так, как кажется! Для нас это совершенно по-другому. Не понимаю…

Она снова повернула его руку, провела по костяшкам, покрытым рубцами и ссадинами. Присмотрелась к своим, безупречно-гладким, и вновь принялась исследовать его ладонь.

— Я думала, ты готов.

Она отстранилась и протянула к свету длинные изящные пальцы.

— А может, и понимаю. Это тело очень притягательно. Возможно, тебе понадобится больше времени.