Александр Лурье - Карфаген (путевые заметки)

"Собственно, если критик хочет показать, как хорошо и нетрадиционно

он понимает литературу, он никогда не напишет хорошей критической

статьи." Мысль очень глубокая и верная, в первую очередь - по отношению к самой фрау Кинн... Нечаянно мне удалось напомнить оппонентке о русской классической литературе:

"Почему-то вспоминается тургеневский Базаров с его дешевым

нигилизмом и лихие современники Маяковского, сбрасывавшие классику с

парохода современности. Синдромом бросания в набежавшую волну

страдают практически все критики фантастики". Я, эдакий Стенька Разин в желтой футуристической рубахе, скидываю, оказывается, с парохода современности cамое Классику (персидскую княжну в красном галстуке) в виде пионерских големов Крапивина и маниакально-навязчивых прогрессоров Стругацких,а которые всегда хотят как лучше, а уж получается... И, вообще, я против романтики. Это очень сильное и - отчасти - справедливое обвинение. Но Крапивин ведь не романтик, на самом-то деле, все его творчество - грубейшая лакировка действительности в угоду идеологии воспитания послушных винтиков и с романтикой (по Грину ли, по Дяченко ли) рядом не лежало. Мне не кажется, что тема Прогрессорства у Стругацких нуждается в обсуждении - за последние 90 лет Россия испытала на практике все возможные его формы; как на себе, так и на других. Коммунары-идеалисты особенно хороши на бумаге, а в жизни - или их вешают, или они вешают третьего не дано. И, значит, без виселицы (КГБ, КОМКОНа) - никак нам в светлое будущее не прорваться. Стереотипы морали и нравственности действительно нельзя разрушать, но, что делать, если их заменили кальки с лозунгов и призывов к первомайским демонстрациям? Для писателя основным и непоколебимым императивом является умение писать хорошо и ориентироваться в психологии героя и общества. А если этой малости нет, то никакими средствами и приверженностью к морально-нравственным стереотипам завуалировать графоманию не удастся. Вопрос об отношении к Добру и Злу, каждый, в конце концов, сам решает для себя, а нравственные акценты, пусть расставляют те, кому ничто другое в литературе неинтересно. Тут я вынужден согласиться с фрау Кинн:

"Скучно это, господа! И безнадежно старо... Неоригинально." Политико-культурологическая часть статьи внимания традиционно неудостоена, так как:

"Любой пассаж из этой части статьи легко и безболезненно можно

вставить в статейку бульварной газеты или попсового журнала". Не спорю, я был бы счастлив, если бы все описанныеа в первой части проблемы оставались лишь моей фантазией и публиковались бы в фэнзинах. Затем достопочтенная фрау долго рассуждает о том, что и как я хотел сказать, - как если будто я не сделал этого самостоятельно. Было бы не дурно, если бы при этом не был искажен смысл, но чего, в конце концов, требовать от слабой женщины. Собственно говоря, и смысл ее собственных высказываний временами несколько туманен, чтоб не сказать - вообще не ясен:

"Получается, что статья - постмодернистичный призыв разрушить

Карфаген, и что критика г-на Лурье на самом деле - разрушение

Карфагена-России через разрушение литературы, поскольку все прогнило

и ни на что не годно. С другой стороны, постоянные ссылки на Хаецкую

заставляют предположить, что Карфаген - это эвфемистическая замена

Вавилону, с которым в сознании носителя русского языка связаня и

всеобщее непонимание Вавилонского столпотворения, и блудница

вавилонская, и - снов - "Горе тебе, Вавилон, город крепкий!"

Разрушим Карфаген-Вавилон, все относительно, невозможно отличить

черное от белого (это же такая примитивность, хорошие парни мочат

плохих в американских боевиках, а мы посерьезней будем!), и все и

вся кругом в дерьме,"размазавшемся ровным слоем по 1/6 части

света"." Фрау Кинн была все же права, есть читатели, которым все нужно разжевать.

Остальная статья, оказывается, не просто плоха, а очень плоха. Бездарность Лукьяненко доказывается с цитатами - ужасно, о Васильеве пишется без цитат - и тоже омерзительно. Хотя все же, я не вполне безнадежен, потому как таинственным образом солидаризовался с неведомым мне ранее мнением о Лукьяненко самой фрау Кинн. Одним словом, если играть по правилам установленным суровой, но справедливой фрау - так, например, пересказывать содержание прочитанных книг, как после летних каникул в 5 классе - то можно отделаться легким внушением. Мне всегда казалось, что важнее вызвать интерес к книге, навести на нее читателя; оказывается важнее разжевать и подготовить выводы и положить читателю в рот. В духе не любимого ею самою Галича фрау Кинн мне кричит: "Давай подробности!". Опять же проблема: не напел я песен Лукина, а самой фрау лень их слушать и потому: