Бэйнс кивнул, глядя в иллюминатор.
— А вы уже были на Тихоокеанском побережье? — сменил тему Лотце.
— Несколько раз.
— Я — нет. У меня в Сан-Франциско выставка, ее устроило ведомство доктора Геббельса при поддержке тамошних японцев. В рамках культурного обмена с целью улучшения дружеских отношений и взаимопонимания. Следует ослаблять возможные трения между Востоком и Западом, не правда ли? Мы должны больше знать друг о друге, и искусство помогает в этом.
Бэйнс кивнул. Внизу, чуть сзади, за сполохами дюзового шлейфа, виднелся Сан-Франциско. Линия побережья.
— А где можно нормально поесть в Сан-Франциско? — осведомился Лотце. — Номер у меня зарезервирован в «Палас-отеле», но, как я понимаю, хорошо поесть можно не только там, но и в каком-нибудь международном районе. Или в Чайнатауне?
— Да, — кивнул Бэйнс.
— А дорого все в Сан-Франциско? Мошна у меня не слишком тугая, — усмехнулся Лотце. — В министерстве сидят сплошные скупердяи.
— Учтите еще и курс обмена, он не во всех местах одинаков. Вы, я полагаю, везете с собой чеки Рейхсбанка. Лучше всего их обменять в отделении Банка Токио, на Сэмсон-стрит.
— Данке зер, — признательно кивнул Лотце. — А то бы я обменял их прямо в отеле.
Ракета уже почти касалась земли. Бэйнс видел аэропорт, посадочную полосу, ангары, стоянки, ведущее в город шоссе, домики… «Милый вид», — подумал он. Горы, океан, клочья облаков над Золотыми Воротами.
— А что это за монстр там внизу? — удивился Лотце. — Одна половина, не закончили, что ли? Космопорт? Я думал, у японцев нет космических кораблей.
— Да нет, — улыбнулся Бэйнс. — Это стадион «Золотой Мак». Бейсбольный.
— Ну конечно, — расхохотался Лотце. — Они же любят бейсбол… а там нужны такие стадионы, открытые с одной стороны. Последнее слово архитектуры. Очень они этим гордятся. Евреи, поди, проектировали.
Бэйнс какое-то время приглядывался к соседу. Ей-богу, в мозгу молодого германца присутствовал какой-то сдвиг, что-то психическое. Интересно, он действительно имел в виду то, что сказал, или это так… машинальная реплика?
— Надеюсь, нам еще удастся повидаться в Сан-Франциско, — сказал Лотце, когда ракета приземлилась. — Так тяжело оказаться в чужом краю без соотечественника рядом.
— Ну какой я вам соотечественник, — пожал плечами Бэйнс.
— Как сказать. Вы нам довольно близки. И у вас те же идеалы и цели. — Лотце принялся ерзать в кресле, освобождаясь от ремней.
«Что же, у меня действительно есть с ним что-то общее? — задумался Бэйнс. — И я точно такой же психотик? Или все это сходство просто от мира, в котором мы живем, в котором к власти пришли безумцы? Сколько людей на свете это осознает? И уж не Лотце, разумеется. Может, если ты знаешь, что ты — безумец, то и перестаешь им быть? Становишься нормальным, просыпаешься? Но кто этим озабочен… отдельные люди… А все остальные, о чем они думают? Вот эти сотни тысяч обитателей Сан-Франциско? Ощущают, угадывают правду?»
Но что означает само это слово «безумие»? Как это точно назвать? Что именно я имею в виду? Чувствую, вижу, но как определить?
Нечто, что они осуществляют, нечто, составляющей чего являются сами. Их самоуглубленность, полное игнорирование остальных. Те разрушения, которые они производят. Нет, все это не то. Не знаю… Чувствую, понимаю интуитивно, но… Намеренная жестокость — да, конечно. Но даже не в этом дело. О Боже, помоги мне, никак не свести концы с концами. Они игнорируют реальность? Да, несомненно. Но дело в большем, в их планах. Захваты, овладения… планетами хотя бы. Что-то бешеное и безумное, как все их захваты Африки, Азии, Европы.
Вот их взгляд на мир — совершенно космический. Для них нет ни человека, ни ребенка, существуют лишь абстракции: Народ, Страна, Земля, Кровь. Volk, Land, Erd, Blut. Для них нет добрых людей, есть лишь Добро как таковое. Die Gute — а не вот именно этот хороший человек. Для них реальна лишь абстракция, реальность им не видна. Они смотрят сквозь нее, вглядываясь в какую-то черную пустоту, желая найти там вечность и неизменяемость, и это слишком опасно для самой жизни. Ее в конце концов не останется вовсе, будет просто горящий водород и частицы пыли в мировой пустоте. И больше ничего. Цикл замкнется, космические жернова перемелют, раскрошат жизнь, превратят ее в гранит и метан. Это звездное колесо вращается вечно, все остальное — преходяще. И вот этому-то метану, этому граниту они и пытаются соответствовать в своем безумии, вот этим пылинкам, этой нелепой бесконечности… Они хотят соответствовать Природе…
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу