Роберт Мак-Каммон - Жизнь мальчишки (Том 2)

- Есть еще в наших краях парни, которые соображают, что к чему, которые не станут якшаться со всякими там ниггерами, верно, Юджин?

Мистер Моултри продолжал гнуть свое, напряженно наблюдая за моей реакцией, заманивая меня и дожидаясь ответа.

В конце концов болтовня Моултри достигла сознания мистера Осборна. Повернувшись к сидевшему у стойки, он брезгливо взглянул на него тем же самым взглядом, с которым, наверное, разглядывал на своей кухне заплесневелый сыр.

- Парень по имени Черни Грейверсон спас мне жизнь в Европе, Дик. И он был чернее, чем стены в угольном подвале ночью.

- Вот черт.., послушай.., я совсем не то имел в виду... - Улыбка мистера Моултри вдруг сделалась жалкой. - Я готов признать, - торопливо заговорил он, спасая остатки достоинства, - что у одного или у пары из черномазых на сотню встречаются мозги белого человека вместо обезьяньих.

- Знаешь, что я скажу тебе, Дик? - проговорил мистер Осборн, положив свою пятерню с армейской татуировкой на плечо Моултри и немного придавив его к полу. - Заткни-ка ты лучше свое хлебало, ясно?

Замолчавший после этого мистер Моултри больше не предпринимал попыток оправдаться.

Вместе со мной, покинувшим бар "Яркая звезда", с экрана исчез и мужчина в коричневой полувоенной униформе. Забравшись на Ракету, я покатил обратно к дому, погромыхивая формочками для выпечки в своей корзинке.

Голубой попугай больше не шел у меня из головы - несчастный голубой попугай, недавно скончавшийся от неведомой птичьей болезни, который, не в пример многим другим птицам, умел разговаривать по-немецки.

Когда я добрался до дому, отец уже спал в своем кресле. Матч за первенство штата по радио закончился, когда я отправлялся к Вулворту, и сейчас из динамика доносилось только бренчание кантри. Я передал формочки маме из рук в руки, потом присел в гостиной в мамино кресло и стал смотреть, как спит отец. Откинув назад голову, тот спал, сложив руки на груди. Таким образом он старается держать себя в руках, пронеслось у меня в голове. Во сне он глубоко дышал, каждый вдох и выдох его сопровождались тихим сипящим звуком, колебавшимся на грани храпа. Внезапно нечто, всплывшее перед внутренним оком отца, заставило его вздрогнуть. Его обведенные красной каймой глаза моментально раскрылись и несколько секунд смотрели прямо на меня, прежде чем закрыться снова.

То, как выглядело лицо отца во сне, вселяло в меня тревогу. Отец казался ужасно несчастным и осунувшимся, и это несмотря на то что еды-то у нас было вдоволь. Это было лицо человека, во всем потерпевшего поражение и почти смирившегося с этим. Все профессии важны, в том числе и посудомоя, человека труда необходимо уважать, ибо каждый труд необходим. Но мне была невыносима мысль, что моему отцу, когда должность помощника менеджера в отделе доставки была уже так близка, теперь приходится обивать пороги городских кафе, выпрашивая любую работу, вплоть до посудомоя - воистину для этого нужно было дойти до последней грани отчаяния. Полуденный кошмар заставил отца содрогнуться от ужаса, с его приоткрывшихся губ сорвался тихий горловой то ли стон, то ли хрип. Даже во сне он не получал избавления, не в силах скрыться от преследовавших неуклонно страхов.

Поднявшись из кресла, я отправился в свою комнату, закрыл за собой дверь и взял одну из семи волшебных шкатулок. Достав оттуда коробку из-под сигар "Белая сова", я вынул перышко и долго рассматривал его в свете настольной лампы.

Да, сказал себе я, чувствуя, как сердце мое колотится все быстрее и быстрее. Да.

Это перо вполне может быть пером попугая.

Вот только зеленый цвет, изумрудно-зеленый. Немецкоязычный сквернослов-попугай мисс Гласс Голубой был цвета морской волны, без единого пятнышка, за исключением желтого надклювья.

Из всех моих знакомых, к сожалению, только у одной мисс Гласс Голубой водился попугай. Жаль, что обладательницей птицы была не мисс Зеленая, а то бы... А то бы ее попугай был изумрудно-зеленым!

"Вот именно!" - мысленно завопил я. Ощущение от такой неожиданно-великолепной догадки было равносильно прыжку в ледяные воды озера Саксон с гранитного утеса.

Потому что мисс Голубая в ответ на то, что мисс Зеленая отказалась дать ее попугаю успокоительное печенье из боязни, что тот отклюет ей палец, сказала кое-что.

Всего несколько слов.

Но сколько же в них смысла.

Ведь я же.

Кормила.

Твоего!

Кого это твоего? Попугая?

Могли сестры Гласс, всю жизнь свою проведшие в странном сочетании подражания и соперничества, одновременно завести себе по попугаю? Мог где-то в этом пряничном домике водиться второй попугай - изумрудно-зеленый и настолько же тихий и безмолвный, насколько непоседлив и криклив голубой?