Шарль Эннеберг - «Если», 1993 № 05-06

Во-первых, надо максимально растянуть ситуацию, если нападающий способен одуматься, дать ему этот шанс. «Закурить есть?», — спрашивает прохожего подвыпивший хулиган, и вместо того, чтобы резко «отшить» его. можно похлопать себя по карманам и пожаловаться, что у самого, понимаешь, кончились… Разумеется, многое зависит от обстоятельств: если улица не пустынна, есть группы мужчин, можно попробовать привлечь кого-то на свою сторону. Но всегда лучше уйти от конфликта, превратить его в беседу.

Немногочисленные исследования агрессии, которые проводились в России и СССР, к сожалению, не дифференцированы по половому признаку. А вот американские специалисты рекомендуют женщинам, подвергшимся сексуальным приставаниям в общественном месте, опять же попытаться вступить в беседу и приложить все силы к тому, чтобы флирт превратился в «треп». И здесь, наоборот, женщина может предложить закурить

Во-вторых, агрессивность резко падает, когда начинается общение. Есть популярный эксперимент с «машинкой агрессии» (он был подробно описан в беседе В. Петренко и В.Кучеренко с корреспондентом журнале «ЕСЛИ» N81 1993 г. — прим. ред.) когда человек, считающий себя исследователем, имеет возможность давать задания испытуемому (тот в другом помещении), и наказывать его за неверный ответ. «Экспериментатор» нажимает на кнопки, «испытуемого» бьет током. На самом деле «испытуемый» является подсадной уткой, а цель эксперимента — выяснить, насколько человек, управляющий кнопками, способен употребить свою власть. Так вот, достаточно было «подопытному» пройти через комнату, где сидел «исследователь», и просто поздороваться, как его наказывали за ошибки мягче, чем людей, которых «исследователь» не видел.

Пробовали мы и другой вариант того же опыта: составив психологический портрет «испытателя», давали ему прочесть характеристику «ученика». Тот был либо похож по своим личностным чертам на «экспериментатора» (который об этом, естественно, не думал), либо был его антиподом. Оказалось, что людей, похожих на себя, жалеют куда больше.

Наконец, мощная психологическая защита, если уж угораздило оказаться в роли жертвы, — чувство юмора. (Не ирония, не остроумие — это может только испортить дело!) Есть знаменитая история начала 70-х о том, как аргентинские террористы захватили в заложники английского дипломата с целью шантажа правительства. Ему ввели лекарство типа «сыворотки правды». Принцип действия подобных препаратов вовсе не в том, что вы говорите правду, а в том, что, начав говорить, не можете остановиться… Англичанин знал об этом, и, поскольку был яростным футбольным болельщиком, террористы услышали подробнейшие описания матчей, перечисление составов команд и т. п. Дипломат был неиссякаем, пользы не было решительно никакой. Ситуация зашла в тупик, и, вероятно, другого «пустили бы в расход». однако к этому моменту похитители по-человечески прониклись к заложнику симпатией и в конце концов отпустили.

То, как проявляются, реализуются качества каждого человека, конечно, в большой степени зависит от социума. Еще недавно мы жили в сильной, закрытой и стабильной стране, которую боялся весь мир. Причина? Мощь — да, но и «закрытость» тоже. Неизвестно, что там на уме у «человека в футляре». И чисто внешне советских воспринимали так: застегнуты на все пуговицы, руки скрещены, кулаки сжаты, каменные лица. «Рубаха-парень», напротив, обычно бывает душой компании, хотя, строго говоря, никому не известно, что у него за мысли. Имидж типичного янки: улыбка, расстегнутый пиджак и сидит, положив ногу на ногу «четверкой» (бытовала даже шутка, что по этой характерной манере можно раскрыть всех американских шпионов). Теперь Россия стала более понятной, мощь частично утрачена, и, хотя царит хаос и ядерная кнопка никуда не делась, сюда тянутся, потому что обнаружилось, что россияне обычные люди, для которых желание выжить и нормально жить куда сильнее, чем желание кого-то завоевать.

С другой стороны, если говорить о распадающемся менталитете советского человека, не обойти национальный вопрос. Наша лаборатория занималась изучением этнопсихологической толерантности, терпимости на примере русских (москвичей и томичей), армян, эстонцев, молдаван. Это было в середине 80-х, до конфликтов. И обнаружилась такая закономерность: те, кто плохо относится к собственной нации, числя себя приятным исключением из нее, как правило, не считаются с национальными чувствами других. Те же, кто ценит свой народ, испытывают к другим внимание и интерес. Другое дело, что число последних относительно невысокое в каждом этносе. В наших исследованиях оно колебалось от 27 до 34 процентов. Для более слабых людей национализм может стать формой укрытия, психологической самозащиты, особенно в переломные периоды.