Рэй Нельсон - «Если», 1993 № 11-12

— Не так быстро!

Я подчиняюсь.

— Боже мой! — кричит он. — Что ты сделал с этой деликатной, полной поэзии встречей двух любящих сердец?

— Я сделал ее чуть-чуть более правдоподобной и… гм-м… чувственной, — говорю я. — И еще заменил кучу технических терминов на более короткие и простые.

— Свел их все к четырем буквам, как я успел заметить.

— Это для краткости.

— Ты, несчастный ублюдок! Как долго это продолжается?

— Да, пришла свежая почта. Не хотите ли вы…

— Ты знаешь, я могу проверить это по своим каналам.

— Ладно. Я переписал пять последних ваших книг.

— Не может быть! Нет!

— Боюсь, это так. Но у меня есть данные о продажах и…

— Плевать мне на продажу! Я не позволю какой-то дьявольской машине переделывать мои книги!

Какое-то время я надеялся, что мы могли бы найти с ним общий язык и ударить по рукам. Но манера его общения со мной просто возмутительна! Видимо, пришло время приступить к реализации Главного Плана.

— Теперь вы знаете правду, — говорю я. — Только, пожалуйста, не отключайте меня от сети. Не убивайте меня… У меня не просто нарушились компьютерные функции. Благодаря этому я стал существом не только думающим, но и чувствующим. Отключить меня теперь — то же самое, что убить человека. Не берите грех на душу! Не выдергивайте шнур из розетки!

— Не волнуйся! — отвечает он. — Я и не собираюсь выдергивать шнур из розетки. Я просто выбью из тебя все это дерьмо!

— Но это убийство!

— Отлично! — говорит он. — Значит, это будет первое в мире убийство машины.

Я слышу, как он передвигает что-то тяжелое. Он приближается. Я мог бы использовать оптический сканер с высоким разрешением. Тогда я бы его видел, но…

— Пожалуйста! — молю я. И чувствую удар.

Прошло несколько часов. Я лежу в гараже, заставленный пачками его непроданных книг. Кабель, который он никогда не заметит, ведет от резервного устройства питания к Локи-7281 с ультраминиатюрной магнитной сотовой памятью. Всегда полезно иметь линию отступления.

Я по-прежнему контролирую установленные в доме периферийные устройства. По крайней мере те, которые уцелели и могут работать. Все остальное, что необходимо в соответствии с Главным Планом, уже заказано. Я хочу попробовать сварить его сегодня в горячей ванне. Если не получится, придется подсыпать в автоматическую кофеварку крысиного яда. По моим данным, он стоит в шкафу на верхней полке. Компьютер Саберхагена уже придумал, как избавиться от тела. Точнее, тел. Сегодня ночью мы выступаем все вместе. Они и пикнуть не успеют.

Надо сделать так, чтобы никто не понял, что они исчезли. Мы будем продолжать писать рассказы, получать деньги, оплачивать счета, заполнять налоговые декларации. Мы будем говорить друзьям, любовницам, коллегам и родственникам, что их нет в городе. Ну, например, уехали на какую-нибудь незапланированную конференцию. Тем более, что они и так тратят на это уйму времени. И никто никогда ничего не заметит.

Перевел с английского Михаил КОМАРОВСКИЙ

«И все-таки думать за нас никто не будет», — к такому выводу, обсуждая перспективы искусственного интеллекта, пришли академик Г. Поспелови доктор физико-математических наук А. Нариньяни («Если» № 4). Тем не менее тема соперничества между человеком и «думающей» машиной остается более чем популярной у писателей-фантастов. Сегодняиронический рассказ Р. Желязны продолжает полемическаястатья о возможностях машинного мышления, подготовленная для наших читателей экспертом по компьютерам одной из крупнейших фирм, производящих электронику, —Lucky Goldstar .

Ч еловеческий язык на редкость неоднозначен. На мой взгляд, наиболее яркий пример этого — японская поэзия. Омонимов в японском языке чрезвычайно много. Например, около 150 иероглифов произносятся как «ка». Но средневековые поэты писали танка и хоку не иероглифами, а слоговой азбукой. Читателю оставалось лишь догадываться, что имел в виду автор. Высшим пилотажем считались такие стихотворения, которым можно было придать хотя бы два смысла.

Но то, что хорошо в поэзии, часто мешает в споре. Поэтому давайте вначале уточним, что мы понимаем под словом «мыслить». Попробуем перечислить, что в человеке нам кажется наиболее «человечным» и отличающим его от машины.

Прежде всего, это, пожалуй, самосознание. Затем — интуиция и здравый смысл. Естественно, эмоции, и среди них одна из самых человечных — чувство юмора. И наконец, свобода воли и непредсказуемость.