Роберт Янг - «Если», 1996 № 08

Тем не менее «гипер» означает «больше, чем необходимо». Человек хотел улучшить плохую память, а в результате приложенных усилий стал выступать в роли «феномена», запоминающего бессмысленные ряды цифр или слов, и теперь он живет ради этого, строго дозирует еду — употребляет фосфор, витамины и прочее, по часам отдыхает… Гиперкомпенсация тоже не приводит к адекватности.

Не так мало людей, которые корректируют окружающее с помощью собственной агрессивности. Набить оппоненту морду в качестве весомого аргумента (а потом спросить: «Ну, теперь тебе все ясно?!») — тоже форма адаптации.

И, наконец, такая форма адаптации психологического механизма, как регресс. Проявляется он в том, что в сложной ситуации человек начинает вести себя, как маленький ребенок. (Здесь надо оговориться: деление достаточно условно: «чистых» форм адаптации мы в жизни не найдем. Если взрослый человек лезет с кулаками, это может означать, что его «взрослого» потенциала не хватило, чтобы справиться с ситуацией, и он как бы опять стал подростком). Эмоциональные реакции: плакать, драться, убегать — время от времени всем свойственны. Они могут давать эмоциональную разрядку, хотя и не решают проблемы. Но в психической патологии преобладает именно эта форма адаптации.

В Центре психического здоровья, где я работаю, есть больные дети четырнадцати — шестнадцати лет, которые сюсюкают, как младенцы, сворачиваются к клубок, принимая позу зародыша… Как правило, это связано с мощным стрессом. Например, пятнадцатилетняя девочка, которая находится в конфликте с матерью, обнаружила после развода родителей, что больше всего ее любили, когда она была лысая, безбровая. Самые счастливые ее фотографии сделаны в годовалом возрасте. И вот девочка бреет голову, брови и начинает вести себя,» как маленький ребенок. Это крайний случай. Но сколько мы видим на улицах сорокалетних дам с кокетливыми бантиками?

До сих пор разговор касался преимущественно индивидуальной адаптации. Но проблема существует и на макроуровне, на уровне общества. Сегодня в России это проявляется очень ярко, как вообще во времена социальных катаклизмов. За короткое время (а время очень важный фактор) изменилась система ценностей, правила поведения, профессиональные приоритеты, деньги… И это касается каждого человека непосредственно.

Наше общество не было к этому должным образом подготовлено, отсюда такое количество людей растерявшихся, не приспособленных к новым условиям. Они ходят на митинги и тусовки, надеются на чудо, вкладывая средства в «пирамиды», а потом образуют «общества обманутых вкладчиков». Психологический мотив посещения массовых мероприятий не в том, что люди хотят совершить акт политического волеизъявления; на самом деле они испытывают тревогу и таким образом — собираясь, общаясь — изживают, минимизируют ее. В этом смысле тусовки интеллигенции ничем не отличаются от митингов: то и другое — пир во время чумы.

В развитых странах, и европейских, и особенно в США, чтобы предупредить подобные ситуации, существуют своего рода предохранительные клапаны: между людьми, оказавшимися «на обочине», есть целый институт социальных работников, которые помогают им «вписываться» в общество. Ночлежные дома, биржи труда, языковые курсы — все это работает на то, чтобы человек не чувствовал себя беспомощным, брошенным, покинутым. В России все это, по сути, находится в зачаточном состоянии.

И в действие приходят такие психологические механизмы, как уже известный нам регресс: это происходит и на макроуровне. Люди с особенной силой обращаются к прошлому в разных его видах. «Корни», в том числе национальные, религия, традиции становятся основой жизни. Интересно, что за несколько лет до распада Югославии, как мне рассказывали работники спецслужб, «стукачи» отказывались работать с людьми не своей национальности: в условиях повышенной опасности македонец доверял только македонцу, хорват хорвату, и так далее. Сходные признания я слышал от оператора знаменитого документального фильма «Легко ли быть молодым?»: парни-«афганцы» говорили, что в бою уверенно чувствуешь себя, когда тебя прикрывает солдат твоей национальности.

Отечественный феномен возрождения казачества во многом, полагаю, связан с упадком экономики, тревожным состоянием людей. Представьте себе: какой-нибудь директор завода, где выпускается новейшее оборудование, днем производственник, а вечером, после работы — казак. И исходя из последнего строит свои отношения с людьми. Чушь? Да нет, реальность.