Осенние визиты

и не могло быть - это ощущение, душное ощущение чужого взгляда, преследовало

Кирилла с самого утра. И дома, и в школе. Оно лишь нарастало - с каждой

минутой, накатывая, словно морская волна на пологий берег.

Кирилл подавил безумное желание разреветься и побежал обратно - к метро, в

смутной надежде, что под землей, в рвущейся во все стороны толпе, "взгляд в

спину" исчезнет.

Через десять минут он понял, что это была напрасная надежда.

3.

Только молодые могут называть старость временем покоя.

Их ошибка пройдет, как любые ошибки, когда они сами постареют.

Аркадий Львович стоял у запотевшего окна, глядя на моросящий дождь. Дождь - не

огонь, и не морская волна, на него нельзя смотреть бесконечно, погружаясь в

почти живое движение. Дождь всегда умирает: даже для ливня всемирного потопа

был сорок первый день.

Это была последняя осень - и дождь нес с собой последнее горькое утешение.

Медленно повернувшись Аркадий Львович вслушался в собственное движение. Ничего

- ни боли, ни даже малейшего дискомфорта. То, что убьет его, еще дремало,

набирая силу.

Жизнь никогда не сдается без боя - но и никогда не побеждает смерть.

- Папа, я ухожу, - донеслось из коридора.

Аркадий Львович прошел через комнату, где незаправленная кровать терялась

среди стеллажей с книгами. Когда-то давно ему сказали, что эта комната похожа

на декорацию из фильма об известном ученом. Он ответил не раздумывая - "я и

сам декорация", и лишь много позже понял, что это правда.

Зять зашнуровывал ботинки, согнувшись с мучительной решимостью толстого

человека. Покосился на вышедшего в коридор тестя.

- Продукты в холодильнике. А чайник я поставил на огонь.

- Спасибо, Андрюша.

Аркадий Львович любил зятя так, как только можно любить человека, не

оправдавшего ни худших надежд, ни лучших ожиданий. Андрей никогда, ни двадцать

лет назад, ни сейчас не смотрел на жену-еврейку как на средство передвижения,

а на тестя-профессора как на трамплин в карьере. Правда он так и остался,

теперь уже очевидно навсегда, совершенно бесталанным и рядовым ученым. Но это

уже от Бога, а все доступное человеку Андрей выполнил честно.

- Вера заглянет завтра, - выпрямляясь сообщил он. - Приберется... ремонт бы

вам сделать, Аркадий Львович...

"После", - завертелось на языке. "Перед продажей".

Аркадий Львович никогда не старался понять, какую роль в любви родных играет

его квартира. Но в любом случае она сгладит им печаль.

- До свидания.

- До свидания, Андрей.

Он запер дверь и прошел на кухню, где неторопливо закипал чайник. Придирчиво

заглянул в холодильник - лианозовский кефир и царицинская колбаса. Хорошо.

Человек, знающий, что жить ему осталось полгода, по-прежнему ценил маленькие

радости жизни.

Аркадий Львович встал у кухонного окна. Не все ли равно, в какую сторону

смотреть человеку, стоящему в центре дождя? Проводил взглядом прыгающего по

лужам зятя. Комичное зрелище... не всегда умение жены вкусно готовить идет на

пользу мужу.

С этой стороны дома окна выходили в нешумный короткий переулок, не

испохабленный ни обилием магазинов, ни вывесками контор "по продаже

чего-угодно". Сквозь сеточку дождя старик смотрел на ровный ручеек прохожих.

Большинство спешило. Только на углу, через улицу, замерла тоненькая фигурка

мальчика - то ли рассматривающего что-то, то ли неожиданно погрузившегося в

свои мысли. Странный паренек.

Закипел чайник, и Аркадий Львович на секунду отошел к плите. Когда вернулся,

мальчика на углу уже не было. Он бежал, торопливо, словно спасаясь от

чего-то...

Забавно. Почему от "чего-то", а не от "кого-то"? Проекция собственных ощущений

подступающей смерти на ребенка, еще и не задумывавшегося на эту тему? Аркадий

Львович отвернулся. В мальчике было слишком много жизни и нетерпения, смотреть

на него оказалось неожиданно тяжело.

Он приготовил нехитрый завтрак, обстоятельно и деловито, как привык делать все

на свете. Налил крепкий чай, усмехнувшись про себя - "Аркаша, какой у тебя

всегда вкусный чай..." Да. Не жалейте заварку...

Впрочем, не все успели в охаянные советские времена добиться достаточного

успеха, чтобы следовать этому простому правилу. Многих нынешняя свобода лишила

всего арестантского сервиса, ставшего таким привычным и должным. Сам Аркадий

Львович никогда не высказывался о политике, за исключением той простой