Осенние визиты

с удобными большими карманами, короткая стрижка. Карамазов замер в

спасительной полутьме подъезда. Этот почувствует любое движение. Этот -

достойный соперник. Азарт колкими искрами пробежал по телу.

Человек вышел на площадку, встал между дверьми девяносто первой и девяносто

второй квартир. Илья отвел взгляд от его лица. Они могли почувствовать друг

друга - два человека в плащах с глубокими карманами, чей путь пересекся из-за

третьего.

Потом показался и клиент. Пожилой, грузный, одетый чуть небрежно. Немодное

пальто, шляпа чуть ли не советских времен.

- До завтра, Игорь, - звякая ключами сказал клиент. Телохранитель не ответил.

Он продолжал смотреть на лестницу - не видя, но чувствуя. Мягко открылась

тяжелая бронированная дверь.

- До свидания, Эдуард Петрович, - телохранитель дождался, пока дверь

закрылась, и пошел вниз. Неуверенно, словно чувствуя, что сделал не все

необходимое.

Илья действовал не раздумывая. У него были лишь секунды - те секунды, пока

клиент снимает пальто и разувается, пока он уверен, что его охранник еще

рядом. Илья пошел вниз по лестнице, неосознанно копируя и темп, и манеру

движения телохранителя. В миг, когда тот выходил из подъезда, Илья оказался у

двери и нажал кнопку звонка. Где-то рядом, неслышная за толстыми стенами и

пуленепробиваемой сталью, замурлыкала веселенькая музыка.

Внизу хлопнула дверь подъезда. И в унисон ей открылась дверь квартиры.

- Что, Игорь... - человек осекся, глядя в лицо Ильи. Карамазов толкнул его,

коротко и сильно, отпихивая в глубину коридора. Стрелять в упор - небольшое

удовольствие.

"ПМ" хлопнул два раза, вначале почти неслышно, потом с легким, невнятным

звуком. Эдуард Петрович, все с тем же удивлением на лице, повалился на

янтарно-желтый паркет. Илья задумчиво посмотрел на тело. Контрольного выстрела

в голову он не делал никогда - во-первых это придавала убийству почерк

непрофессионала, во-вторых позволяло родным по-человечески проститься с

покойным. Раньше он стрелял только один раз, но с полгода назад, услышав, что

у некоторых людей сердце расположено справа, стал делать дополнительный

выстрел. На всякий случай.

Оставалась последняя формальность, входившая в стоимость заказа. Е„ полагалось

сделать перед акцией, но Илья не видел большой разницы между мгновением до, и

мгновением после.

- Это проценты по известному тебе кредиту, Эдуард Петрович, - морщась от

напыщенной бессмысленности фразы произнес он. Работа на экспансивных южан

всегда связана с подобными глупостями, но этой осенью было не слишком много

заказов.

...Из подъезда серого "сталинского" дома Илья вышел, лишь аккуратно

проверив, нет ли пятен на плаще. Прошел длинным двором мимо кучки подростков,

оккупировавших беседку. Грязно-желтые листья устилали асфальт недолгим осенним

ковром. Накрапывал мелкий дождик, и прохожие были торопливы. Хороший день для

работы. Пройдя мимо рядов киосков и маленького базарчика он смешался с

толпой, втекающей на станцию метро. Четверти часа от "Электрозаводской" до

"Комсомольской" было вполне достаточно, чтобы расслабиться окончательно. В

переходе Илья купил пару газет и рассеяно просмотрел их в вагоне, поглядывая

то на текст, то на стоявшую в нескольких шагах девочку лет десяти. Девочка

была очень серьезная и деловитая, ее сосредоточенное лицо вполне подошло бы

взрослой женщине. Илье такие нравились. Ему захотелось побыстрее попасть

домой.

2.

Кирилл любил осень.

Если мы спросим себя, как отражается на человеческой судьбе любовь к тому или

иному времени года, то вряд ли найдем ответ. Связь, наверное, есть, но какова

она - не подскажет самый талантливый психолог. Можно любить зиму и нести в

себе тепло, можно предпочитать лето, оставаясь осколком льда.

Кириллу нравилась осень, и не та, багряно-золотая, воспетая Пушкиным, а самая

обычная московская - с тоскливым серым небом и холодным влажным ветром,

гуляющим по проспектам. Он никогда не пробовал разобраться, какие струны

задевают в его душе слякоть и дождь. В тринадцать лет редко задаются такими

вопросами. Но аналогия с Пушкиным ему слегка льстила. Когда тебя с

четырехлетнего возраста называют поэтом, это может привести к чему угодно - но

только не к заниженной самооценке.

Для своего возраста он был высоким, но хрупким мальчиком с совсем еще детским