Журнал «Если» - «Если», 1998 № 06

Что это — сюжеты для писателей-фантастов? Но ведь, действительно, закономерность и неизбежность большей части событий — всего лишь миф, созданный значительно позже. Поэтому изучение того-что-не-было-но-могло-бы-быть порой способно пролить свет на многие события реального прошлого.

Уже набили оскомину слова о том, что история не знает сослагательного наклонения. Но ведь когда-то все события еще не были историей, и люди почему-то не знали о «неизбежности» того или иного. Напротив, наша история является результатом взаимодействия всей совокупности людей, одни из которых играли большую, а другие меньшую роль. Причем, объективно невозможно учесть — кто большую, а кто — наоборот. Реальная история — итог борьбы множества альтернатив, множества возможностей и закономерностей, множества индивидов. И разве не все они достойны изучения?

Историки, конечно, считают себя людьми, перерабатывающими исходные данные, причем под последними они понимают исторические факты, находящиеся в их распоряжении, факты, так сказать, «готовые» к моменту начала исторического исследования. Такого рода данными было бы, если бы исследование касалось Пелопоннесской войны, например, какое-нибудь утверждение Фукидида, которое все в принципе принимают за истинное. Но когда мы спрашиваем, от кого историческая мысль получает эти данные, то ответ очевиден: историческая мысль получает их от самой себя, поэтому в отношении исторической мысли в целом они не являются данными, а неким ее результатом или завоеванием.

Крохотное трехногое существо с парой ловких клешней звалось Нертом, Херби же смахивал на подпорченный пудинг с изюмом. Приятели сидели в тесном старомодном баре, который при помощи новейших ухищрений синтетики тщетно пытался придерживаться стиля «ретро». Низкий потолок с тяжелыми балками был пластиковым, а столы и стулья — формулоновыми. Да и «газовые» рожки мерцали благодаря электричеству. Буфетчик — светящийся зеленоватый шар — подплыл к ним по воздуху и спросил с четырехфутовой высоты:

— Что будете брать, ребята?

Мембрана на верхушке Херби произнесла:

— Самое лучшее. У нас сегодня праздник.

— Ну да? — буфетчик подплыл поближе.

— Вот этот парень, — Херби ткнул в сторону Нерта псевдоподией, — спас мне жизнь. Так, Нерт?

— Ну, — тот застенчиво посинел, тогда как Херби продолжал:

— Уж больно он скромен. Дикий грамут загнал меня в одну из этих проклятых Ардонианских ловушек. Говорю тебе, я уже возносил последнюю молитву Фрузу, и тут кто-то как вцепится мне в миркин, — он ткнул себя в пятнышко на спине, — и хоп! — грамут и охнуть не успел, а я уже наверху!

Буфетчик несколько раз мигнул и сказал:

— Я польщен, что вы избрали для торжества мое скромное заведение. Хотелось бы услышать эту историю во всех подробностях, но клиенты начинают проявлять нетерпение.

Нерт заметил, что из кабинки, где расположился полуторатонный фломокс, вырывается струйка пара.

— Заказывай, Херби, и пусть себе идет.

Псевдоподия, которой Херби яростно размахивал, поникла и втянулась обратно.

— Ладно, — сказал он, — антарианский глово, третий уровень.

— Удачный выбор, сэр, — произнес буфетчик и метнулся к фломоксу, оставив за собой легкий запах гелия.

Херби жизнерадостно булькнул:

— Теперь этот фломокс продержит его по меньшей мере полчаса.

— Это почему?

— Думаешь, такая громадина, у которой шкуру не пропороть даже М-дезинтегратором, может есть все, что угодно? Нет, у этих ребят желудок нежный. На Терре их используют в качестве дегустаторов. Но я им не доверяю. Слишком уж они здоровущие.

Они проводили взглядом буфетчика, который повел фломокса в заднюю комнату, возможно, чтобы проверить его документы, тогда как другой официант подплыл к ним, покачивая их заказом, балансирующим в клубке волокнистых щупалец. Он поставил на столик бокалы и бутылку охлажденной голубой жидкости. Нерт разлил выпивку и, подняв высокий узкий стакан с глово, запустил туда язык, тогда как Херби обмакнул крохотный отросток протоплазмы в свой бокал — низенький и широкий. Покончив с первой порцией, Херби сказал:

— А знаешь, по терранскому обычаю друзья пьют вместе. Там это называется «тотс».

— Это как? — Нерту показалось, что его собственный голос звучит как-то странно. Он заглянул в бокал, словно надеялся найти там этому объяснение.