Феликс Пальма - Карта времени

Мюррей взял в руки ружье из маленького шкафа и передал Уэллсу. Писатель сразу убедился, что это простая деревяшка, к которой приделали несколько вполне бесполезных ручек и винтов, следуя тому же принципу, что и при оснащении трамвая.

— Как видите, это не более чем игрушка. А раны, наносимые автоматам, — результат взрывов маленьких зарядов, скрытых у них на груди. Но в глазах моих клиентов, разумеется, ни подлинность оружия, ни его мощь не вызывают сомнения. Короче, инспектор Гарретт полагает, что кто-то из солдат будущего, а может — и сам капитан Шеклтон, тайком проскользнул в «Хронотилус» и оказался в нашей эпохе. И вот теперь Гарретт собирается ехать в третью экспедицию и арестовать потенциального преступника до того, как он совершит убийство. Вчера он предъявил мне приказ, подписанный премьер-министром: инспектору позволяется задержать человека, который, с нашей точки зрения, еще не родился. Инспектор просил забронировать три места — для него и двух полицейских. Как вы догадываетесь, я не мог ему в этом отказать. Под каким соусом? Итак, через десять дней Гарретт отправится в двухтысячный год, чтобы арестовать там убийцу, а на самом деле ему предстоит разоблачить самую крупную аферу нашего века. Пожалуй, вам покажется, что я, как человек не слишком щепетильный, мог бы выдать ему любого из моих актеров. Но тут возникают новые проблемы: во-первых, нужно срочно строить еще один «Хронотилус», во-вторых, что еще труднее, Гарретт должен встретиться с самим собой в качестве участника прошлой экспедиции. Все это слишком сложно даже для меня. И единственный, кто может помешать Гарретту отправиться в будущее, как он задумал, — это вы, мистер Уэллс. Мне нужно, чтобы вы отыскали настоящего убийцу до начала третьей экспедиции.

— А почему, собственно, я должен вам помогать? — спросил Уэллс тоном, в котором звучала скорее покорность, чем протест.

Именно ответ на этот вопрос должен был прояснить ситуацию, и оба это знали. Гиллиам с жутковато спокойной улыбкой подошел к писателю, опустил толстую ручищу тому на плечо и с величайшей осторожностью повел в другой конец комнаты.

— Я долго раздумывал над тем, как мне ответить на ваш вопрос, мистер Уэллс, — сказал Мюррей мягко, едва ли не нежно. — Я мог бы молить о сострадании. Мог бы — действительно мог бы — пасть перед вами на колени, прося о помощи. Вы способны себе такое представить, мистер Уэллс? Чтобы я хныкал и поливал ваши башмаки слезами с криком: «Не хочу, чтобы меня казнили!»? Уверен, такое поведение возымело бы действие: вы ведь считаете себя лучше меня и жаждете доказать это. — Гиллиам с улыбкой открыл маленькую дверцу и, едва заметно подтолкнув писателя, заставил его пройти туда. — А еще я мог бы напугать вас, сказав, что с вашей дорогой Джейн случится несчастье во время велосипедной прогулки. Она ведь каждый день после обеда катается в окрестностях Уокинга? Я уверен, что и это тоже подействовало бы. Однако я делаю ставку на вашу любознательность. Только мы с вами знаем, что здесь разыгрывается фарс. Иными словами, только мы с вами знаем, что путешествия во времени невозможны. Но кому-то это оказалось под силу. Неужели вас не мучит любопытство? Неужели вы позволите Гарретту устроить погоню за призраком, когда не исключено, что по улицам Лондона гуляет настоящий путешественник во времени?

Мюррей и Уэллс молча смотрели друг на друга.

— Думаю, ответ очевиден, — заключил предприниматель.

С этими словами он закрыл дверь в будущее и оставил писателя в 1896 году, 21 ноября. Неожиданно Уэллс увидел себя в жалком тупичке на задах конторы «Путешествия во времени Мюррея», и писателю показалось, что ему только что снился сон о том, как он побывал в 2000 году. Машинально он сунул руки в карманы, но те были пусты: никто не оставил там цветка.

На следующее утро Уэллс явился в кабинет инспектора Колина Гарретта, и тот показался ему робким и хрупким юнцом, для которого все вокруг было вроде бы велико — от массивного стола, за которым инспектор теперь завтракал, до костюма тройки какого-то темно-землистого цвета, но особенно это касалось убийств, краж и прочих преступлений, подобно чертополоху заполнивших весь город. Если бы Уэллсу захотелось сочинить детективный роман, вроде тех, например, что стряпал его коллега Конан Дойл, он никогда не сделал бы сыщика похожим на молодого человека, сидевшего сейчас перед ним, — создание хилое, пугливое и, главное, слишком склонное к благоговейному восторгу, как можно было судить по тому, как пылко инспектор кинулся пожимать руку Уэллсу.