Артур Кларк - ДОРОГА К МОРЮ

На следующее утро оптимизм его несколько подугас. Запасы пищи подходили к концу, и мысль, что время работает против него, встревожила юношу. Казалось, все идет не как надо; цвета не те, рисунок, нанесенный на холст вчера, сегодня перестал ему нравиться.

К тому же, как назло, испортилось освещение, хотя был еще только полдень. Брент догадался: небо заволокли тучи. Он подождал, когда сделается яснее, но никаких намеков на это не наблюдалось, и юноша возобновил работу. Сейчас или никогда. Если он не сумеет правильно передать красоту волос, он откажется от этой затеи…

День быстро убывал, но в яростной сосредоточенности на работе Брент не замечал времени. Раз или два ему показалось, что он слышит какие-то звуки, и Брент подумал, что, наверное, приближается шторм.

Нет более неприятного ощущения, чем внезапная, абсолютно неожиданная уверенность, что ты больше не один. Трудно сказать, какой импульс заставил Брента медленно положить кисть и еще медленнее повернуться к огромному дверному проему метрах в десяти-двенадцати позади него. Человек, стоявший в проеме, должно быть, вошел беззвучно, и Брент не знал, сколько времени тот наблюдал за ним. Скоро к человеку присоединились двое других. Все трое, они стояли в дверях, не делая попытки войти.

Брент медленно поднялся на ноги, в голове его словно пронесся вихрь. На секунду он даже вообразил, что к нему явились духи из прошлого, но разум возобладал над фантазией. В конце концов, если он пришел в Шастар, почему другие не могли сделать того же?

Он шагнул вперед. Один из незнакомцев сделал то же самое. Когда их разделяло несколько метров, незнакомец заговорил очень ясным голосом и довольно медленно:

– Я надеюсь, что не помешал вам.

Начало разговора было вполне обыденным, но Брента слегка озадачило произношение человека, вернее, то, с какой тщательностью он произносит слова. Казалось, незнакомец обеспокоен тем, что, если он начнет говорить быстрее, Брент его не поймет.

– Все в порядке,- отозвался Брент, тоже стараясь говорить медленно,- но вы меня немного смутили: я не ожидал тут никого встретить.

– Мы тоже,- отозвался эхом его собеседник с легкой улыбкой.- Мы понятия не имели, что в Шастаре еще кто-то живет.

– А я и не живу, – объяснил Брент, – Я здесь такой же посетитель, как вы.

Вошедшие обменялись улыбками, как будто вспомнили какую-то им одним понятную шутку. Затем один из них отцепил от пояса маленький металлический предмет и сказал в него несколько тихих слов – каких, Брент не расслышал. Юноша заключил, что сюда прибудут другие из этой же компании, и почувствовал раздражение теперь его одиночество будет нарушено окончательно.

Двое незнакомцев подошли к огромной фреске и стали ее рассматривать. Бренту было интересно, что они думают по поводу картины; сам он не собирался высказывать свое восторженное к ней отношение, а вдруг для них это не более чем просто изображение и они не испытывают к ней никакого благоговения. Третий мужчина остался стоять рядом сравнивая копию Брента с оригиналом. Все трое, казалось, намеренно избегали дальнейшего разговора. Возникла длинная и неловкая пауза; затем двое стоявших перед картиной подошли к ним.

– Ну, Эрлин, что ты об этом думаешь? – спросил один, махнув рукой в сторону фрески. Казалось, они совершенно потеряли интерес к Бренту.

– Очень хороший примитив конца третьего миллениума, не хуже тех, что у нас. Ты не согласен, Латвар?

– Не совсем. Я бы не сказал, что это конец третьего. Во-первых, сюжет…

– Опять ты со своими теориями! Но – возможно, ты прав. Это слишком хорошо для последнего периода. Пожалуй, я бы отнес ее где-нибудь к две тысячи пятисотому году. Что ты скажешь, Трескон?

– Согласен. Возможно, Арун или один из его учеников.

– Чушь! – сказал Латвар.

– Вздор! – фыркнул Эрлин.

– Ну хорошо, хорошо, – отозвался добродушно Трескон, – я занимаюсь этим каких-то там тридцать лет, а вы – едва только родились. Склоняюсь пред вашими превосходящими знаниями.

Брент следил за их разговором со все возрастающим интересом, отвлекающим его от работы.

– Вы художники? – наконец выдавил он.

– Конечно,- величественно ответил Трескон.- Чего бы мы иначе здесь делали?

– Чертов лжец,- заметил Эрлин, даже не повышая голоса.- Да из тебя не выйдет художника, проживи ты хоть тысячу лет. Ты всего лишь художественный критик – и прекрасно об этом знаешь. Те, кто способен, творят, кто не способен – критикуют.

– Откуда вы? – с некоторой робостью спросил Брент. Он никогда еще не встречался с такими людьми, как эти. Все они были немолоды, но, казалось, сохранили юношеский задор и энтузиазм. Все их движения и жесты выглядели не много утрированными, а когда они говорили друг с другом, то делали это так быстро, что Бренту трудно было следить за разговором.