Грэхэм Мастертон - Проклятый

- Эту картину? Речь идет о виде побережья Грейнитхед?

Он поддакнул.

- Я опоздал. Я хотел прийти на аукцион около трех. Мне сказали, что картина не будет выставлена на продажу раньше трех часов. Поэтому я подумал, что у меня еще много времени. Но я как-то забылся. Моя знакомая как раз открыла салон моды на площади Ист Индиа, я пошел ей помочь, ну, так все и вышло. Я опоздал.

Я пошел дальше.

- Значит, вам приказали купить эту картину для архивов Музея Пибоди?

- Вот именно. Это исключительно интересная картина.

- Ну, тогда я очень рад, - заявил я. - Я купил ее только потому, что она представляет вид моего дома. Всего за пятьдесят долларов.

- Вы купили ее за пятьдесят долларов?

- Вы же слышали.

- Знаете ли вы, что она стоит много больше? Это значит, что пятьдесят долларов - это обычная кража.

- В таком случае я рад еще больше. Я купец, как вы знаете. Я веду торговлю, чтобы заработать на свою жизнь. Если я могу купить за 50 долларов что-то и продать потом это что-то за 250 долларов, то это и есть мой хлеб.

- Мистер Трентон, - сказал Эдвард Уордвелл, когда мы сворачивали с площади Холок на улицу Гедни. - Эта картина имеет исключительную ценность. Она на самом деле необычна.

- Это великолепно.

- Мистер Трентон, я дам вам за эту картину 275 долларов. Сразу, из рук в руки, наличными.

Я остановился и вытаращился на него.

- 275 долларов наличными? За эту картину?

- Я закруглю сумму до 300 долларов.

- Почему эта картина так чертовски важна? - спросил я. - Ведь этого всего лишь довольно средняя акварель с видом побережья Грейнитхед? Ведь даже неизвестно, кто ее нарисовал.

Эдвард Уордвелл упер руки в бока, глубоко вздохнул и надул щеки, как будто разъяренный отец, пытающийся что-то объяснить инфантильному тупому сыну.

- Мистер Трентон, - заявил он. - Эта картина ценна, поскольку представляет вид залива Салем, которого ни один художник не воплотил в те времена. Она дополнит пробелы в топографии этих мест, поможет нам установить, где стояли определенные здания, где росли деревья, как точно проходили дороги. Знаю, что как произведение искусства картина плоха, но я успел заметить, что она необычайно точно передает подробности пейзажа. А именно это - самое важное для Музея.

Я на минуту задумался, а потом сказал:

- Я не продам его. Пока. Пока не узнаю, в чем здесь дело.

Я перешел на другую сторону улицы Гедни. Эдвард Уордвелл попробовал меня догнать, но проезжавшее такси гневно просигналило ему.

- Мистер Трентон! - закричал он, отскакивая перед капотом автобуса. Подождите меня! Вы, наверно, не поняли!

- Может, я не захотел понять, - буркнул я в ответ.

Эдвард Уордвелл догнал меня, задыхаясь, и шел рядом, поглядывая время от времени на пакет с картиной с такой миной, как будто хотел его у меня вырвать.

- Мистер Трентон, если я вернусь в Музей Пибоди с пустыми руками, то меня выгонят с работы.

- Пусть выгоняют. Очень вам сочувствую, но не надо было опаздывать на аукцион. Если бы вы пришли вовремя, то вы получили бы эту картину. Теперь же картина моя и пока я не имею желания продавать ее. Особенно, извините, на улице, и в такую погоду, как сейчас.

Эдвард Уордвелл провел пальцами по непричесанным волосам, вследствие чего его прическа еще больше стала похожа на торчащий во все стороны индейский плюмаж.

- Извините, - сказал он. Я не хотел быть назойливым. Просто эта картина очень важна для музея. Понимаете, очень важна по архивным причинам.

Мне стало почти жаль его. Но Джейн постоянно вколачивала мне в голову, что в торговле антиками существует единственный принцип, который нельзя нарушать ни при каких обстоятельствах. Никогда не продавай ничего из жалости, иначе сам будешь нуждаться в жалости.

- Послушайте, - заявил я. - Музей Пибоди мог бы время от времени одалживать эту картину. Я мог бы как-то договориться об этом с директором.

- Ну, я сам не знаю, - буркнул Эдвард Уордвелл. - Мы хотели иметь картину для себя. Можно ли на нее хотя бы посмотреть?

- Что?

- Можно ли хотя бы посмотреть на нее?

Я пожал плечами.

- Как захотите. Идемте в мою машину. Я запарковал ее рядом, на Рили Плаза.

Мы прошли через улицу Маргин и прошли и прошли через паркинг к моему восьмилетнему песочному Тормадо. Мы сели и я включил верхнее освещение, чтобы лучше видеть. Эдвард Уордвелл закрыл дверцу, потом сел поудобнее, как будто его ожидало путешествие миль в двести. Я почти ожидал, что он наденет пояс безопасности. Когда я развернул бумагу, то он снова склонился ко мне, и я снова почувствовал этот аптечный запах. Видимо, его ладони вспотели от переживания, поскольку он протер их о штанины своих джинсов.