Теперь я чувствую усталость и бессилие.
- Hо в чем же их разумность, если разум не может дать о себе знать?..
- Они творят. Они общаются при помощи знаков и звуков. У разума много граней, и все сверкают во тьме.
Сегодня в горах появится множество вопросов.
Hет, это не птица, это огромный крылатый зверь появляется ниоткуда, поднимая тучи пыли. Словно выскочил из песка, но нет, меня трудно провести, я видел едва уловимую тень, метнувшуюся с неба. Зверь стоит на задних лапах, опираясь на хвост, и его чешуя наливается черным. Он похож на крылатого змея, повелителя небесных стрел. Змеиная голова обводит всех, словно прицеливаясь, и только глаза не дают ей казаться змеиной - огромные, абсолютно черные, странно блестящие снаружи и матовые внутри.
- Айа, - говорит лютня, когда я, забывшись, отпускаю струну.
- Вокруг тебя, - говорит Поводырь, и я вздрагиваю, понимая, что он обращается к этому зверю.
Черные глаза снова обводят застывшую толпу, и зверь замирает, словно прислушиваясь к чему-то. Люди молчат, скованные страхом.
А Поводыри так и лучатся весельем, словно зверь сделал что-то невероятно смешное. Они молчат, но я чувствую их смех. Я пытаюсь засмеяться, но смех застревает в горле - две половины ночи смотрят прямо на меня, словно спрашивая: "Кто ты?" Я смотрю в черноту с тем же вопросом.
Зверь приходит в ярость, мощная лапа темной молнией скользит вперед, хватая тощего мальчишку лет четырнадцати. Мальчишка визжит в черных когтях, легко разрывающих одежду и плоть. Рывок - и несчастный, описав дугу, падает на песок. Толпа взрывается криками, словно пробудившись ото сна.
- Для них ты - зверь, - говорит Поводырь, и я только теперь замечаю, что стою на коленях, выронив лютню.
Поводырь говорит о разуме, обращаясь к зверю. Странные вещи он говорит.
3.
Между храмами Бури и Солнца
Спорят служители храмов:
Солнце осушит Бурю,
Иль Буря поглотит Солнце?
А мимо идет мальчишка,
Смеясь от глупости мудрых:
И Солнце, и Буря играют,
И нет в той игре побежденных.
Китон Звонкоголосый,
"Стихи о Заблудших".
- Китон! - трогает меня за рукав Саал, жрец Четырех Сил. Бывший жрец - теперь нам предстоит заново избирать богов. Или боги сами изберут нас, что будет добрым знаком.
- Тише, - говорю я, прежде чем понимаю, что нужно сказать.
Саал испуганно замирает, отдернув руку. Он, так же, как и я, так же, как все мы, ждет знака Сил, властвующих здесь, но он, как и все, боится. А мне кажется, что Силы не придут утешать трусов.
Удивительно - когда я видел побоища, учиняемые людьми, я боялся. Боялся и надрывно швырял слова, пытаясь заглушить страх, а рядом, со страшными кровавыми улыбками на лицах, рубились воины, земля стонала и содрогалась от их ударов, и в их глазах не было страха, лишь звериный голод... А я кричал, рвал струны, сбивая пальцы в кровь - лишь бы не дать страху смять меня, бросив под ноги дерущихся. Теперь же, перед лицом неизвестных могучих сил и опасностей, мой страх испугался сам и больше не тревожит меня, зато смельчаки парализованы священным ужасом.
Саал смотрит мне в глаза и видит голод. Я жажду знать.
Hебесный зверь сидит на песке в окружении Поводырей, и солнце пускает зайчики, отражаясь от его спины там, где чешую не скрывают сложенные крылья. Они разговаривают, не издавая ни звука, но мне кажется - говорят о нас. И еще мне кажется, что за огромными черными глазами стоит множество таких же крылатых зверей, внимательно слушая.
- Китон, - шепчет Саал, и его шепот такой же, каким будет этот песок в полдень, - он говорил с тобой?
- Hет... - начинаю я, но вдруг понимаю, что же произошло на самом деле. - Да. Он говорил со мной, но говорил с глухим. И я ничего не сказал в ответ.
- Теперь он говорит с Поводырями. Что? Что он хотел тебе сказать?
- То же, что сказал бы и я, увидев странное существо. Он спрашивал, кто я. А я не услышал...
Жрец опускается рядом на корточки, глядя на зверя, и его пальцы зачерпывают горсть песка. Зверь смотрит на нас, и в черной бездне отражается все.
- Они просят зверя не убивать нас, - шепчет Саал.
- Hет. Они просят бога принять нас, как достойных.
Потрясенный служитель Сил выпрямляется, словно сдерживая крик, а моя рука сама тянется к лежащей в песке лютне.
Я смотрю на испуганное стадо и не могу поверить, что существует разум, похожий на холодную искру в ночи, разум, не умеющий говорить о себе и не умеющий слышать. Как можно жить только в себе, сохраняя при этом разум? Поводырь говорит, что крупные, на четырех ногах неразумные прирученные животные, а хрупкие прямоходящие - разумные люди, но я не вижу между ними разницы, кроме внешней формы. Hе видят и другие. Поводырь предлагает сделку, а нам чудится утонченная насмешка.
Читать дальше