- Да сухожилие опять потянула... Это у меня еще от коньков, так называемое привычное растяжение.
Пока скользишь, не больно, а вот обычным шагом... Даже не знаю, когда это я сегодня успела.
- Наверное, тогда и успела, когда на трамплине упала, горюшко ты мое... Давай садись на эту корягу, посмотрю твою лапку.
- Не глупи, Лазор! - запротестовала Мара. - Какой осмотр на таком холоде! Лучше повернем назад, скользить-то совсем не больно, а до транспорта как-нибудь добреду... А в гостинице сделаю массаж, подбинтую эластичным бинтом - не впервой...
- Давай-ка без героизма, прекрасная Мари, - он почти силой усадил ее на корягу и начал расшнуровывать ботинок. - Не ты одна спортом занимаешься, а раз врач сказал - в морг, значит, в морг! Удобные у тебя штаны расстегнул снизу змейку, и разрезать не надо...
Так... Вот здесь болит?
- Нет, чуть левее, где косточка... Ой!
- Ничего, сейчас все исправим... Ты только держи ее вот так, на весу, с этими словами он снял перчатки и пару раз как-то странно дернул кистями, словно воду с них стряхивал. А потом...
руки его скользнули над ее ногой в сантиметре от кожи, и хотя он даже не дотронулся до нее, Мара явственно ощутила тепло, растекающееся по больному месту. Раз, другой, мягко и упруго поводя ладонями, делая пальцами поглаживающие движения - но по-прежнему не касаясь... Тепло уже охватило всю ступню, да не тепло - жар, словно не сдернули с нее носок на легком морозе, а наоборот, протянули к печке. И в тот момент, когда жар стал уже едва выносимым, он с силой опустил руки на ее щиколотку. Мара уже приготовилась вскрикнуть от боли - но боли не случилось. Он с силой разминал ногу, но она чувствовала лишь наслаждение напряжения, какое бывает, когда потянешься со всей силы, до хруста в косточках...
С какой-то странной отрешенностью она подумала, что руки у него очень изящные - узкие ладони, длинные пальцы... Такими руками... во всяком случае, не удерживать на обледенелой стене шестьдесят с лишним килограммов ее веса! Не случись это с нею самой - и не поверила бы...
- Вот так совсем хорошо... Слушай, Мари, ты девушка хозяйственная, может быть, у тебя прямо с собой бинт есть?
- Угадал, как всегда. Возьми в кармане на колене, тебе отсюда удобнее... Знаешь, я еще никогда не видела такой странный массаж. У тебя такие руки... почему только ты не пошел в медицину? Стоит только дотронуться - и боль как рукой снимает!
- Потому и не пошел... - непонятно ответил Лазор, бинтуя ее щиколотку. - Не мое это - целительство... И то, что я сейчас проделал с тобой, у меня получилось бы далеко не с каждым.
- Почему?
- Как бы объяснить тебе... Понимаешь, ты как бы дополнительна мне. Не во всем, правда, но во многом. У вас в науке химии это, кажется, называется - принцип комплиментар- ности.
Поэтому то, что я могу отдать, ты способна воспринять лучше других.
- Как-то непонятно...
- Может быть, потом поймешь... Все в порядке, теперь надо просто посидеть, отдохнуть минут двадцать, просто чтобы лапка немного остыла - и будет как новая!
Он присел на корягу рядом с ней - места едва-едва хватало для двоих, и Лазору пришлось обнять Мару за плечи. Молчание повисло между ними. Даже сквозь толстый свитер и куртку Мара ощущала тепло рук, обнимавших ее - Его рук...
Черт возьми, всего два дня знакомы, а она уже думает о Лазоре, как о Нем... "А пускай!" - вдруг подумала она с какой-то саму ее удивившей бесшабашностью и, чтобы закрепить это внезапно нахлынувшее чувство близости, прижалась головой к плечу Лазора.
- Земля с воспаленной кожей заснула, как спят больные, сквозь бред ощущая холод и в тесный комочек сжимаясь... - медленно проговорил Лазор, устремив взгляд вдаль, на смерзшийся песок под аркой тоннеля. - А небо, ее любимый, глядит на нее равнодушно, подругу свою не желая прикрыть одеялом снега...
- Здорово, - прошептала Мара. - Это... твои стихи?
- Что ты! Это лисан - классическое когурийское восьмистишие. Его написала шестьсот лет назад великая поэтесса Йе Мол.
- Никогда не слыхала... Я вообще знаю только европейскую литературу, да и ту не очень хорошо - так, читала у отца собрания сочинений. Я же химик, а не гуманитарий... А еще что-нибудь можешь прочитать из этой Йе Мол?
- Пожалуйста... Пламя мое - живое, рыжий пугливый звереныш, а значит, ему, как и всем нам, чтоб жить, надо чем-то питаться. Но если кормить его вволю - зверек вырастает в зверя, а если нет ему пищи, зверек потихоньку звереет...
- И кто решит, что опасней? - раздумчиво закончила Мара.
- Действительно, кто?.. - рука его тем временем скользнула по ее плечу и сплелась с ее рукой. Мара вздрогнула и жадно, словно боясь, что вот-вот отберут, погладила пальцы, так восхитившие ее своим изяществом. Молчание повисло над заводью и узкоколейкой, над всей заснеженной поймой Дийды - и среди этого молчания руки их говорили на языке, понятном лишь им двоим...
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу