Майкл Мэнсон - Конан и дар Митры

Вздохнув, маг устремил взор на север, к невидимой сейчас дороге, тянувшейся в степь от зиккурата Небесной Цапли, и произнес:

- Не ведаю, куда он пошел, владыка... Наверно, в такое место, где ему предстоит искупить свой грех, как то предначертано Матраэлем... Но вряд ли его ждет легкий путь.

Саракка снова вздохнул и, постаравшись изгнать из сердца жалость, склонился перед своим повелителем.

ЧАСТЬ ШЕСТАЯ. ИСКУПЛЕНИЕ

21. ПРОРОЧЕСТВО

Внизу, за яркой полоской зеленого оазиса, простиралась пустыня; ее желтовато-серые барханы уходили вдаль, к южному горизонту, монотонные и унылые, как сама вечность. Сверху, над головой Конана, нависал скалистый карниз, а за ним тянулся к знойному небу безжизненный склон вулкана гигантский мертвый конус, накаленный солнцем. Он заслонял лежавший к северу горный хребет, и киммерийцу чудилось, что во всем подлунном мире не существовало ничего, кроме этой огромной каменной стены да застывшего у ее подножья песчаного моря.

Он стоял посреди второй площадки - той, где находилась пещера Учителя - и, опустив глаза, ждал приговора. Старец, сидевший скрестив ноги на своем привычном месте под дубом, казался мрачным; брови его сошлись на переносице, губы были плотно сжаты, веки опущены; он молчал, словно пытался разглядеть нечто неподвластное и невидимое обычному взору. Где сейчас блуждали его мысли? В астральных пространствах рядом с престолом Митры? Возможно, он вслушивался в речи пресветлого бога, внимал его повелениям?

Во всяком случае, Конан рассчитывал на это. Кто еще, кроме наставника, мог помочь ему? Кто мог направить, подсказать, надоумить? Кто мог осудить, вынести приговор и даровать надежду на искупление? Он бежал сюда из Дамаста сквозь степи и пустыню, бежал, подобно раненому волку, стремящемуся к целебному источнику; бежал, чтобы вновь обрести свою человеческую сущность. Каждый восход и каждый закат солнца являлся напоминанием - напоминанием о том, что его память, его разум, его душа спрятаны в маленькой бронзовой фляге с порошком арсайи, прощальном даре дамастинского колдуна. Да будут милостивы к нему и светозарный Митра, и грозный Кром! Этот человек даровал облегчение грешнику...

Правда, временное. Уже в первый день пути Конан выяснил, что ему нужно вдыхать чудодейственный бальзам дважды, на утренней и вечерней заре. Промедление было подобно смерти: мысли начинали путаться, и в голове воцарялась звенящая пустота. Свежий и острый запах арсайи сулил спасение, и Конан, то проклиная, то благословляя вендийское зелье, торопливо вытаскивал пробку и втягивал расширенными ноздрями порошок. Сейчас бронзовый сосудик, в котором хранился бальзам, был самым большим его сокровищем, и боязнь потерять фляжку постоянно мучила киммерийца. Добравшись до маленькой пограничной крепостцы, что стерегла северный рубеж Дамаста, он купил широкий кожаный пояс с потайным внутренним карманом, куда и упрятал свою драгоценность; это надежное хранилище несколько успокоило его.

Конан чуть приподнял голову, посмотрев на застывшего под деревом старика. Тот, казалось, вышел из забытья; пронзительный взгляд янтарных зрачков скользнул по могучей фигуре киммерийца, густые брови дрогнули, надломившись - словно коршун взмахнул крыльями.

- Быстро же ты вернулся, Секира... - клекочущий голос Учителя разорвал тишину. - Омм-аэль! Еще и четырех лун не прошло, я думаю?

Киммериец кивнул.

- Не прошло, Учитель.

Над залитой солнечными лучами площадкой вновь повисло молчание. Конан ждал, понурив голову; старец же уставился на него угрюмым взором. Его глаза неторопливо ощупывали фигуру бывшего ученика, не оставляя без внимания ни единой мелочи. Он рассматривал стоптанные сандалии нежданного гостя, его покрытые язвами и царапинами ноги, кожаный пояс, что перехватывал короткую холщовую тунику, торчавшие над плечами рукояти мечей, спутанные черные волосы, свисавшие на лоб. Конан почти физически ощущал, как взгляд Учителя гуляет по его телу; он вдруг превратился в поток неодолимой проникающей Силы, погрузившейся в мозг киммерийца, мгновенно обшарившей все закоулки сознания. Казалось, стремительный, едва заметный ветерок, скользнув по лабиринту воспоминаний, разом вобрал их в себя, высосал, поглотил... По спине Конана побежали мурашки.

- Убийство, - вынес вердикт старец. - На твоей совести неправое убийство! Но тогда... - его густые брови полезли вверх, - тогда я не понимаю, как ты здесь очутился. Кара пресветлого Митры неотвратима и скора!