Виктор Меньшов - Я боялся - пока был живой

Мертвого - можно, но только не живого Скворцова, который даже ухом не повел.

А колеса все скользили и скользили...

- Петюняаааа!!! - заорал я. - Спасай папанюууууу!!!

Петюня влетел в подъезд, как на крыльях. Я напряженно вслушивался в звуки лифта, отчаянно упираясь изо всех сил, которых у меня, честно говоря, совсем не осталось.

Колеса зависли уже над самым краем, готовые буквально в следующую секунду сорваться, соскользнуть...

- Летит!!! Летит!!! - заорал я, показывая рукой за спины зевак, которые все, как по команде, повернулись в ту сторону, куда я показывал.

Воспользовавшись этим, я вскочил с кресла, отодвинул его на шажок, и с большим облегчением плюхнулся обратно.

Вздохнув свободнее, я вытащил платок и вытер лоб, собираясь потихоньку отъехать теперь подальше на ручной тяге. Но... "дунул Господь...".

Ветер толкнул меня в спину и восстановил справедливость, вернув меня в первоначальное положение, когда колеса моей коляски висели над пропастью глубиной в девять этажей.

Мне оставался жалкий выбор: либо на глазах у всех превратиться в отбивную, сделав столь ожидаемый Кадриковым "шлеп", либо позорно "выздороветь", опять же на глазах у всех.

Коляску я удерживал только усилием воли, а лифт все не подавал признаков жизни.

Петюня вылетел из будочки на крыше, когда я уже перестал надеяться на это, но в последний момент он споткнулся о порожек, ноги у него заскользили, он замахал беспорядочно руками, и, уже падая, ухватился за брюки Скворцова.

Тот, хотя и не успел проснуться, все же обладал отменной реакцией, и уцепился за ручку дверцы будочки.

Петюня же, падая, толкнул мою коляску, и мне ничего не оставалось, как схватиться за первое попавшееся под руки: за ноги Петюни, и попытаться подтянуться подальше от края вместе с креслом.

По сантиметру мы все стали подтягиваться, подтягиваться, подтягиваться, все дальше и дальше от этого страшного края...

Казалось, спасение уже близко и все осталось позади, но тут случилось непоправимое: не выдержали нагрузки пуговицы на брюках Скворцова. Они с веселым треском отлетели дружно одна за другой и разбежались по крыше, а сами брюки медленно поползли вниз, вместе с вцепившимся в них мертвой хваткой Петюней.

Коляска моя тоже покатилась обратно в бездну, следом за ней поехал Петюня, увозя с собой брюки Скворцова.

- Надо бы отпустить, - подумал я про ногу Петюни, которую сжимал мертвой хваткой.

И не отпустил. И коляска ухнула все же с крыши, я сидел в ней пристегнутый ремнем безопасности, вцепившись в комбинезон Петюни, а сам Петюня парил надо мной в воздухе, размахивая отчаянно руками, в которых трепетали на ветру соскользнувшие брюки Скворцова.

Я закрыл глаза, не желая видеть этот самый "шлеп", но тут же меня дернуло слегка вверх и я... повис на месте!

Я вспомнил все, что знал, про левитацию, открыл глаза и увидел, что брюки Скворцова зацепились за перильца на крыше, и мы с Петюней висим, уцепившись, он - за брюки Скворцова, а я - за Петюнин комбинезон.

Только я перевел дух, как хилые перильца стали с треском отрываться ленточкой по периметру, а мы опять скачками понеслись вниз.

Кто знает, чем бы все это закончилось, скорее всего, нашими похоронами, если бы у Петюни не расстегнулся комбинезон.

Дело в том, что застегнут был этот комбинезон всего на одну пуговицу, которая и удерживала всю конструкцию на лямочке через плечо.

Комбинезон плавно соскользнул по могучему Петюниному торсу, по таким же могучим ляжкам, и застрял на ботинках, закрыв мне обзор вверху, частично накрыв мне голову.

Возможно, что и к лучшему, потому что я не увидел, как Петюня, человек исключительно стеснительный, протянул вниз обе руки разом, чтобы вернуть комбинезон в исходное положение, для чего отпустил зацепившиеся за перильца брюки Скворцова.

Мы полетели вниз, как две большие и прекрасные птицы...

В самый последний момент меня осенило: я врубил на полную мощность реактивный двигатель моей коляски.

Конечно же, мы не взлетели, но поскольку мы уравняли скорость падения и обратную скорость, то сила притяжения опустила нас плавно на асфальт.

Вернее, это меня она опустила плавно, а вот Петюня амортизировал. Об козырек подъезда, который он разнес вдребезги. И подъезд частично.

Мы чудом остались живы, но заночевать нам с Петюней пришлось все-таки в отделении милиции.

Третий раз в жизни, и третий раз за один день, я попадал в отделение в качестве задержанного!

Это я - потомственный милиционер Дураков!