Пётр Кантропов - Синяя трава

Стремясь до морозов покончить с земляными работами, начали строительство пятого барака.

За ужином Василий поднял кружку с компотом и провозгласил тост:

– Давайте, что ли, за тех, кто в пути выпьем, – и, укоризненно посмотрев на.

Сикорского, выдавил: – Да и первый промышленный запуск гончарной печки обмыть не повредило бы.

– Окстись, Вася! Делаем что можем. Кстати, перегонный аппарат уже можно делать потихоньку, – отмёл претензии столяр.

– Тут хоть пей, хоть не пей, а на равнине мало что увидишь. Вышка нужна внушительная, а вчетвером они такую до самой зимы не построят. Хотя, пропустить стаканчик, конечно, было бы не вредно, – отметил Буданов. Володарский же отбыл с Гариком.

– Воздушный шар на верёвочке нам бы пригодился, – размечталась Алла.

– Шар нам не сделать, а вот дельтаплан или планер соорудить сможем в перспективе.

– отозвался Максим.

– А что мешает дельтаплан-то по быстрому соорудить? – враз засуетился офицер. – Военно-воздушные силы лишними не будут. Стратегическое преимущество в воздухе необходимо обеспечивать всеми силами. Ну, пусть для начала хотя бы только разведка с дельтаплана, а планер уже и серьёзный десант выбросить позволяет. Бедняга чуть слюной не захлебнулся от открывшихся перспектив.

– Смысла пока нет. Для запуска нужен склон, свободный от деревьев. Нужно не просто вырубить деревья, но и пни выкорчевать. И камни большие убрать не помешает. Впрочем, зимой камни занесёт снегом. Планер же запустить ещё сложнее. Разогнать мы его сможем только на лыжах, колёс подходящих нет и пока не предвидится. То есть планер летом работать не сможет.

– Печально, – отозвался моментально погрустневший Илья. – А может быть можно что-то запустить на равнине?

– Что-то конечно можно. Воздушного змея, например. Толку вот только мало.

– Дядя, Максим, а к змею можно фотоаппарат привязать? – подала идею девочка Саша.

Идея прошла на ура. Действительно, имело прямой смысл для простоты выставлять фотоаппарат на видеорежим и обозревать окрестности. Правда, круговой обзор представлялось возможным обеспечить лишь за несколько запусков змея, каждый раз иначе ориентируя оптику. Серьёзным ограничением в реализации новой техники являлось отсутствие длинной и прочной бечёвки. Пришлось пока остановиться на пятидесятиметровых фалах от плотов. А хотелось бы что-то подлиннее и полегче. Да и сам фотоаппарат должен быть так упакован, чтобы выдержать любую аварию. Так что пришлось Максиму пока отказаться, насколько возможно, от личного участия в разборке самолёта.

Настроение Буданова вновь резко улучшилось. Перспективы рисовались самые радужные.

– Хэнк, похоже, я беременна, – призналась Лариса мужу. – Сомнений почти нет. Тошнота, задержка две недели. Ирина сказала следить за температурой. И подтвердила. Скорее всего, это так.

Ввиду этой новости будущая жизнь для обоих показалась в новом, еще более опасном свете. Лариса продолжала считать поездку самоубийством. То есть почти сто процентов, что погибнут все – и Хэнк, и она, и ребенок. А если все-таки им выпадет ничтожный шанс, остаться в живых и добраться до заветного теплого места, как она будет рожать? С ними не едет ни одного сколько-нибудь квалифицированного врача. Она даже не проверила здоровье перед полетом. Прежде у нее беременностей не было. Откуда она знала, что эта пройдет гладко? Даже если и остаться в племени, все равно высока вероятность потерять ребенка или умереть при родах. А если отправиться в путешествие, то еще выше. Стоит ли ей остаться, отказаться от Хэнка ради будущего ребенка? Но, если Хэнк отплывет, а она останется, как ребенок будет расти без отца? Хотя о чем она думает, кто-нибудь обязательно возьмет ее с ребенком. А с потерей Хэнка придется смириться. Если он погибнет, это будет невыносимо, но еще хуже будет, если она с нерожденным ребенком составит ему в этом компанию.

– Я останусь, Хэнк, – сказала Лариса. – Я никуда не поеду. Даже Хэнку уже казалось, что лучше остаться. Сможет ли он защитить нерожденного ребенка от гипотетических дикарей, от непредсказуемой реки, от голода, от морозов, если им все-таки придется встать в еще холодном месте, но слишком далеком от поселка, чтобы вернуться? Может, и правда, лучше остаться со всеми. Но тут же на смену пришла другая картинка – гипотетические дикари все-таки сожгли ненадежные крыши бараков, и его беременная жена замерзла насмерть. И все племя тоже. Хотя, вряд ли дикари живут в столь суровом климате. А если и живут – то предпочитают всю зиму прятаться по пещерам и берлогам. Но возможно ли так жить шесть-восемь месяцев подряд? А, если невозможно, то как же они с Ларисой будут так жить? Вдруг продукты испортятся? Овощи в хранилищах повымерзнут к чорту, зерно здешнее вообще за еду считать нельзя. Мясо пока не добыли, а животные того и гляди откочуют куда-нибудь сами, если они вообще здесь водятся в достаточном количестве. Русские говорят, что рыбу и зимой можно добывать, но где это видано, чтобы человек на морозе столько простоял, продолбил прорубь, да еще подождал, пока рыба клюнет? Или сети поставят? Так всё ведь замёрзнет. Так и людям примерзнуть недолго. Да, они в Сибири как-то это делают, но у них там, наверное, какие-то очень теплые вещи, а здесь никто их с собой не взял. И этого меха, про который все говорят, тоже так и не добыли. И сам-то Хэнк не сомневался, что на зимней рыбалке замерзнет точно, в любой одежде. А вдруг Лариса выйдет зимой ночью в туалет, подвернет по пути ногу, и – все? А вдруг от мороза полопается кирпич на печках, и все останутся без отопления? А вдруг… а вдруг…