Наталья Менщикова - Тайна Мебиуса

Напротив, главная добродетель Храбрость, которая олицетворяла мужество, стойкость и помимо силы духа еще и физическую силу, покоится на твердо стоящем кубе, символе стабильности. Храбрость обычно изображалась в виде воина в шлеме, иногда в доспехах, держащей щит, копье и меч, чем напоминает защитника, то бишь Александра. Что ж, союз Храбрости и Фортуны, добродетели и порока, Александра и Натальи - это то, что необходимо для развития, для бесконечности.

А поскольку у Натальи был свой мир, не похожий на канонический, каретный мир с разделительным мягким знаком, то и жила и творила Наталья по своим законам.

Ей давно надоели четыре времени года: зима, весна, лето и осень. И тогда она выдумала новое: сиреньсень.

Сиреньсень бывает между летом и осенью. Все деревья сиреньсенью становятся сиреневыми. На елке с сиреневыми иголками одновременно вырастают вишни, яблоки, груши и арбузы. Ананасов и бананов Наталье не хотелось, все-таки не в бананово-лимонном Сингапуре живем. Надоело на эту экзотику даже смотреть.

Дикие обезьяны в сиреньсевом лесу тоже не бегали. А вот шляпки на березах вырастали, потому что к ним наша героиня была неравнодушна, как и любая женщина.

Было у Натальи и свое сиреньсевое озеро, где озерничали черти, русалочки-берегинюшки, а вокруг выпрыгивали из леса кикиморы, когда Наташа волховала. И была та нечисть не сиреневой, а похожей на нее, рыжей. Иначе и быть не могло, ведь вся нечисть-то Натальина была русской, как и она сама, а слово, похожее на "Русь", что бы оно ни обозначало на разных языках, переводится как "красный", "рыжий". Ведь русый же! Хотя когда Наташу спрашивали, какой она национальности, - она отвечала - кошковой, потому что хоть и была русской душою, родилась в Казахстане, а не в России.

С началом сиреньсени в Наташином мире открывался не только купальный, но и летательный сезон, следует заметить, совершенно отличный от летального (чермный юмор!). Вся поющая и непоющая живность, в том числе и люди (если они там вообще были...), взлетали, парили, цвели и радовались жизни.

Однажды сиреньсенью Наталья полетела на планету, имя которой забыла, что было для нее, специалиста по именам, не свойственно. Правители этой планеты выехали приветствовать Наталью на снегоуборочной машине, так как снега там никогда не бывало, а значит, для чего еще могла сгодиться такая машина? На машине было укреплено неизменное знамя Планеты, на котором изображалась белая двуглавая кошка на рыжем фоне. Вместо бахромы это знамя было окаймлено седыми кудрями. Наташа влюбилась в безымянную планету и проводила там каждую сиреньсень, учредив сиреньсень официальным временем года. Правители подарили Наташе Планету за кошковость, и она стала разъезжать на снегоуборочной машине, переделанной в карету, с двуглавокошковым знаменем. Планета так и стала называться - Наташина Планета...

Ну что, поползли по кренделю? Страшно!

...Что это? Это все ей (ему, мне) снится (снилось, будет сниться)? Технотронный сон наяву?

С тех пор, как я нашел на мосту книгу-дверь, все вдруг в моей жизни изменилось. Эта книга была дневником Натальи, где от руки ею были описаны эпизоды жизни, ее сновидения с собственными комментариями, размышления, сочинения, грезы и пристрастия. Все это датировалось крайне редко, потому что в сиреньсень понятие времени вообще теряется, что вносит путаницу на года, десятилетия и даже тысячелетия. Эта книга одновременно содержала в себе и компакт-диск, где был записан электронный дневник некого инфоброкера Августа. В книге находился какой-то семейный дневник конца XIX - начала XX века, какие-то сочинения советского и пост-постсоветского периода Адриана, первого Натальиного мужа, и компьютерные разработки Александра, второго мужа Натальи.

День за днем я начал замечать, что со мной стали происходить события, зафиксированные во всех этих источниках.

Это случалось то последовательно, то все вдруг смешивалось самым чудным образом, рождая во мне неповторимое состояние типичного представителя Земли кончающегося второго тысячелетия. Все это давало некоторое понимание тех событий и тех людей, которые были за пределами только моего центропупкующего поколения, хотя, уж конечно, на всеохватность я не претендую.

Я не понимал уже, кто я сам из этих героев, какого я пола и возраста и где я - внутри ситуации или за ее пределами. Я также перестал четко ощущать пространственно-временные границы происходящего, как и сами события и мог фиксировать только некоторые совпадения. А их было много. Может, мир - это и есть совпадения, реальные или нереальные без разницы, переплетенные в лист Мебиуса, лист, который чем-то похож на лист с сиреньсевого дерева. Все имеет свою противоположность, но противоположности в мире взаимопоглощаются, переходят друг в друга и совпадают.