Айрис Мердок - Единорог

Эффингэм вел себя с достоинством. Он достал спички и следил за тем, как влажные губы Пипа прижались к трубке. Увидел, что глаза Пипа весело расширились, вглядываясь в него, когда с трубкой было покончено. Легкий ветерок, поднявшийся ближе к вечеру, относил дым прочь через пруд и теребил остатки волос Пипа на его изящной голове.

-- Ты поймал рыбу?

-- Нет еще. Но надеюсь. Я пользуюсь новой мухой. Смотри. Алиса говорит, что в этих торфяных ручьях невозможно рыбачить с сухой мухой, а я считаю, можно. -- С трубкой во рту Пип показал замысловато связанный крошечный красновато-золотисто-голубой предмет.

-- Эти штуки совершенно не похожи на настоящих мух, -- сказал Eффингэм. -- Где у нее крылья?

-- Крылья не нужны. Видишь ли, форель не может увидеть крылья. А мы стремимся представить ее с точки зрения форели.

-- Из чего она сделана?

-- Из искусственного шелка и человеческих волос. Эффингэм пристально смотрел на красновато-золотистую вещь с внезапным непонятным содроганием.

-- Чьих?

-- Кэрри. Это обязанность горничных. И Таджа тоже, только я нахожу, что его шерсть несколько тяжеловата.

-- Таджа нет с тобой? -- Эффингэм все еще не мог прийти в себя из-за этих волос.

-- Нет. Форель бы приняла его за выдру!

-- Ты ловишь форель? Или все, что попадет?

-- Больше ничего не попадет в это время. Сентябрь -- лучший месяц для форели. Хотя вокруг есть множество и других рыб. Щука, например. Я только что видел огромную. Раньше громадная щука водилась в маленьком озере, которое, как ты знаешь, стало причиной наводнения. Дэнис говорит, что видел здесь однажды щуку пяти футов длиной, и я верю ему. Интересно, куда подавались эти щуки. Замечательная рыба, хотя и вселяет порой ужас. Крупные, как правило, самки. Они часто съедают своих мужей, ха-ха!

-- Ха-ха, -- отозвался Эффингэм. Он чувствовал, что уже вполне достаточно говорить о рыбе. -- Послушай, Пип, не присесть ли нам, пока ты куришь свою трубку. Есть много вещей, о которых я хочу поговорить с тобой и о чем, я думаю, мне следует знать. Я достаточно долго ждал. Извини, что я догнал тебя здесь, но мы не могли говорить в Райдерсе. Ты понимаешь.

-- Разве? -- спросил Пип. -- Что ж, здесь много места и вполне уединенно.

Они сели на камень. Эффингэм сразу же ощутил, что здесь даже слишком много места и слишком уединенно. Небо, куда взлетал невидимый жаворонок, было чрезмерно большим и высоким, и они под ним выглядели крошечными и незначительными со своей заговорщической беседой. Над прудом, медленно размахивая крыльями, пролетела цапля, на мгновение отбросив на него тень, затем она опустилась в отдалении и встала неподвижно в верхнем течении ручья. Водяная крыса, чуть подняв нос над водой, взбо роздила поверхность аккуратной волной и исчезла на берегу. Оляпка, как неугомонная тень, перемещалась с камня на камень. ]лизабет бы сказала, что все это напоминает картину Карпаччо.

-- Что из себя представляет Джералд Скоттоу? -- спросил Эффингэм.

Пип смотрел в сторону, на пруд, слегка насвистывая через трубку.

-- Смотри, все поднимаются на ужин к вечеру. По воде пробежали едва заметные крути.

-- Давай, Пип, -- сказал Эффингэм. -- Я заслуживаю от кровенности.

-- Я не знаю, чего ты заслуживаешь, Эффи, -- сказал Пип. -- Но ты явно преувеличиваешь мои знания, а я между тем ничего не знаю, так же как и ты. -- Он стал поправлять муху.

-- Проклятый лжец, вот ты кто, -- пробормотал Эффингэм. Он никогда не понимал, какую линию поведения выбрать с Пипом: вежливую, шутливую, резкую, вкрадчивую, -- он испробовал их все.

Пип засмеялся и сказал:

-- Я должен попытаться закинуть еще раз-другой. Моя интуиция подсказывает мне, что там голодная рыба. Оставайся здесь и не двигайся.

Он снова осторожно зашел в воду, подождал, пока вода вокруг его сапог успокоится, и начал закидывать леску. В подернутом дымкой мягком свете пруд слабо поблескивал, он был серовато- голубым посередине и цвета коричневого эля вдоль берегов. Вдали узкая белая полоса пены обрисовала покрытый галькой берег, там все еще стояла далекая цапля, замерев как камень. Длинная леска Пипа завивалась, словно бесшумный бич пастуха, движущийся в праздной арабеске, и, казалось, на мгновение замерла над его головой, чтобы затем мелькнуть в вертикальном броске. Крошечная золотистая муха опустилась и поплыла, искушающе приближаясь к легкой зыби. Затем Пип волнообразным движением, во время которого леса стала невидимой, ловко поднял ее в воздух. Он забрасывал ее снова и снова. Эффингэм мечтательно наблюдал, а затем стал думать о Ханне.