Владимир Михайлов - Дальней дороги

- Вспомнить, конечно, есть что, - сказал он. - Но только не знаю, так ли это будет приятно. Ведь, если говорить беспристрастно, вся моя жизнь заключалась в том, что я гнался за тобой, а ты или ускользала, или подставляла ножку...

Елена подняла брови.

- Разве? Не припоминаю...

- Ты, наверное, и не замечала этого... Но вспомни: после того, как ты ушла, я тоже уехал... Бросил работу и уехал, и два года сидел у Ирвинга в лаборатории. Я без этого вполне мог обойтись, но хотелось быть подальше от тех мест, - ну, от наших мест. И только потом удалось создать этот вот институт... Разве не так?

- He знаю, я ведь не следила за тобой. И потом, ты врешь: вовсе не вся твоя жизнь заключалась в погоне за мной...

Волгин в глубине души и сам знал, что не вся; но сейчас ему было выгодно убедить себя в обратном.

- Мне видней. И вот сейчас... Труд десяти лет, - десяти! - повисает в воздухе, потому что ты... Значит, опять по твоей милости я окажусь у разбитого корыта.

Елена помолчала.

- Не верю, чтобы обстояло так трагично...

- Я ведь тебе рассказывал: если завтра я не проведу начальный этап эксперимента, то Корн... Да нужно ли повторять! Словом, мне тогда одно останется: бросить все и идти - разве что в садовники куда-нибудь.

- Разве плохо? - сказала она, но в голосе ее не было насмешки: кажется, она задумалась, и Волгину показалось, что еще не все потеряно.

- Плохо, конечно, - мрачно продолжал он, - что от самого близкого человека получаешь такое... Что ж, видно, такова моя судьба. А ведь могло быть иначе...

Он сам не смог бы, при всем желании, отделить здесь святую правду от натяжек и преувеличений; сейчас ему казалось, что каждое слово - истина. А то, что она оставалась для него самой близкой- это уж наверняка была правда, и Елена это почувствовала. Опустив веки, она молчала, и по участившемуся дыханию можно было понять, что какие-то мысли волнуют ее, только неизвестно было, что это за мысли. Потом она подняла глаза.

- Хочешь знать, почему тогда... почему я не осталась?

Волгин промолчал: вопрос был неожиданным.

- Потому, что и тогда ты был таким же: эгоистичным, самонадеянным, думал в первую очередь о себе. И мне кажется, да нет, я уверена даже, - что и сейчас тобой руководит то же самое. Ох, эта твоя благополучная самонадеянность...

- Но на каком основании...

- На простом: опять твои собственные страдания - настоящие или предполагаемые - выступают на первый план. И опять ты забываешь обо мне, Волгин. И не хочешь понять одного: что если бы ты действительно... относился ко мне так, как говоришь, то ты бы согласился все перенести, лишь бы спокойна была я. Но ты неспособен на это...

К чертям, подумал Волгин. Все к чертям. Но ведь она неправа! Не может быть, чтобы она была права... А что можно еще сделать? Не знаю. Хотя... Есть!

- Ладно, - сказал он. - Ты не веришь. Пусть, твое право. Но вот что я тебе скажу: во всем этом деле я-то и буду самой пострадавшей стороной, понятно? И вовсе я себя не жалею.

- Что-то я этого не заметила... - Елена прищурилась с подозрением.

- Ты же не дала мне договорить, - соврал Волгин. - Слушай: ведь от завтрашнего дня до того момента, когда он должен будет покинуть Землю, пройдет - ну, лет восемнадцать-двадцать, самое малое. Так?

- Наверное.

- Но ты ведь не думаешь, что в течение этих двадцати лет мы будем почивать на лаврах?

- Кто знает? Но, предположим, не будете.

- Значит, будем работать. А над чем? Скажу тебе по секрету, так и быть: ведь с детей мы только начинаем! В дальнейшем будем работать над все более взрослыми... ведь в принципе воздействие остается тем же, разница лишь в деталях, но уж коли в главном мы разобрались, то и в остальном разберемся. И вот, пока он будет расти, мы справимся и с этой задачей. А ты понимаешь, что это для тебя значит?

- Ну?

- Да то, что мы и на тебя воздействуем таким же образом, - и ко времени старта - да нет, куда раньше! - ты будешь готова отправиться туда же, куда и он, осуществить то самое, что всю жизнь тебе не удавалось. Понятно? Представь себе, что не он один летит, а вы оба, и ты свободна от той тоски, которая столько раз заставляла тебя возвращаться с полдороги... Ну, как?

Если бы понадобилось, Волгин был бы готов поклясться, что тема эта уже включена в план института, и не чувствовал бы себя виновным во лжи, потому что уже завтра эта тема и вправду окажется в плане. Но клятвы не потребовалось. Волгин увидел, как в глазах Елены загорелся огонек, и облегченно перевел дыхание.

- Ну, Ленка, договорились?

- Мне надо подумать, - сказала она медленно. - Тут есть, о чем подумать. Но я отвечу тебе завтра, рано утром.