Владимир Михайлов - День, вечер, ночь, утро

- Ну, пусть, - сказала она со вздохом. - Значит, потомки вам помогают. Ну и чудесно.

- Видишь ли, все дело в том, что для нас из истории Земли выпало пятьсот лет. Это много. История оказалась разрезанной: кончалась на дне отлета и возобновлялась в день прилета, а между ними оказался ров в пятьсот лет. Его надо было засыпать. Шаг за шагом проследить весь ход человеческой мысли за эти пять столетий. От одной научной революции к другой. Подойти к последним выводам по достаточно пологому подъему.

- И это вам под силу?

- Да - если есть все нужные условия.

- У тебя они есть?

- Не все, - пробормотал он. - Ну, ладно. Послушай, мы оказались где-то...

- Вот река.

- Я имею в виду разговор. Кира... осталась немного часов. Давай проведем их так, словно ничего не случилось. Не было экспедиции. Мы не расставались. Просто гуляем, как обычно.

- Хорошо, - сказала она, решив, что это и впрямь самое лучшее. Он неизбежно уйдет; она неизбежно останется. И пусть все будет так, как он хочет: ведь все-таки он пришел к ней, а не наоборот.

Они шли берегом реки. Город остался далеко позади; в эту эпоху города обрывались сразу, не отделенные от лесов и лугов кольцом предприятий и свалок. Временами задувал ветерок - и смолкал, точно ему лень было дуть; листьям тоже было лень шевелиться и шуршать, катерам не хотелось двигаться, и они дремали на приколе, а попадавшимся изредка парам не надо было говорить, и они молчали. Только звездам хотелось светить, и они горели, и мерцали, и звали стремящееся вдаль человечество, а реке хотелось течь, и она текла, и отражала звезды, и играла с ними, легко перебрасывая светила с одной волны на другую. Вода не стремилась к звездам, потому что светила были в ней, а рекам этого достаточно; только человеку мало тех звезд, которые живут в нем, и он ищет, и всегда будет искать еще и другие. Река текла, изредка в ней всплескивала рыба; один раз тихо проскользнула лодка - еще кому-то, видно, не спалось, но он был один и поверял свои мысли лодке и реке. Они же по-своему отвечали ему, и он понимал их язык, как всякий человек может понять язык реки, язык деревьев, язык звезд, стоит лишь ему вспомнить, что и река, и деревья, и звезды - это та же материя, из которой возник и он сам, и так же существуют во времени. Но вот язык времени - можно ли понять его? Можно ли доказать времени, что очень жестоко - забирать самого дорогого человека и забрасывать его далеко, очень далеко, и делать это так, чтобы он даже не чувствовал себя виноватым!

- Значит, гуляем, как обычно?

- Конечно.

- А я не могу, как обычно! Никто не вынесет этого: дважды в течение суток расставаться навеки с одним и тем же - с тобой! Это мука: делать вид, что мы гуляем, как всегда, хотя каждый миг я помню, что все лучшее позади. Как мне жаль того, что позади, Алька! Будь это возможно - я без конца возвращалась бы и возвращалась назад, в самые счастливые дни жизни, и переживала бы их заново. Но вот ты можешь вернуться, а я - нет, мне придется жить от одной встречи с тобою до другой, а ведь они, наверное, будут происходить не часто. Ты жесток; ты лишил меня даже надежды на то, что обстоятельства заставят вас возвратиться через неделю или через год. А ты хочешь, чтобы я гуляла с тобой, как в прошлом, которое для меня неповторимо, и думала о будущем, которое недостижимо. Я не хочу! Не хочу сейчас быть счастливой: тем тяжелее будет потом. Вы ушли, а мы, оставшиеся, перестали быть нужными вам...

- Ты ничего не понимаешь! - крикнул он. - Как это - не нужны? Ты - это и есть то, чего потомки мне дать не в состоянии, и без чего мне никогда не перешагнуть через все эти века. Разве это не ясно?

Кира внезапно остановилась и схватила его за руки.

- Алька! - сказала она.

- Ну, да! - сказал он. - В этом все дело.

- Я чувствовала, что ты прилетел не просто так. Я нужна тебе там. Потому что тебе без меня плохо!

- Да, - сказал он. - Мне без тебя очень плохо.

- Я же ничего не могу сделать. Или могу? Говори!

- Если бы захотела, - после паузы сказал Александр, - ты бы смогла.

9. ПЕРЕД РАССВЕТОМ. ЗА ГОРОДОМ

Кира не поверила своим ушам - так это прозвучало просто. Она наморщила лоб:

- Я бы смогла... Что я смогла бы?

- Быть со мною. Там.

- Да говори же, пожалуйста, не иероглифами!

Она вспылила; это было еще ничего, она готова была его ударить, и не как-нибудь, а больно.

- Почему ты не объяснил сразу же, что прилетел за мной?

- Видишь ли... Ты ведь сказала, что ни за что не расстанешься со своим временем.

- Но ведь я не знала! Ты был такой благополучный, такой гордый и независимый, а я распухла от рева... Поворачиваем.