Уолтер Миллер: Кантата для Лейбовича

Когда Френсис закончил предварительный эскиз копии, он робко представил его брату Хорнеру для дальнейших указаний или одобрения.

- Я вижу, - сказал старец с ноткой сожаления в голосе, -что твой проект займет значительно больше времени, чем я ожидал. Но... все же работай над ним и дальше. Этот узор прекрасен, действительно прекрасен.

- Спасибо тебе, брат.

Старик нагнулся ниже и многозначительно подмигнул.

- Я слышал, что ускорен процесс канонизации Блаженного Лейбовича, так что, возможно, наш почтенный аббат менее чем прежде обеспокоен... ну, ты знаешь чем.

Разумеется, все братья с радостью приняли это счастливое известие. Правда, Лейбовича причислили к лику Блаженных уже очень давно, но совершение последнего шага - провозглашение его святым - могло тянуться еще много лет, даже если сам процесс был в разгаре. Имелась также возможность, что Адвокат Дьявола сумеет найти доказательство, которое вообще сделает канонизацию невозможной.

Спустя много месяцев после того, как замыслил реализацию проекта, брат Френсис начал, наконец, работу на подготовленной им шкурке. Сложность рисунка, исключительная тонкость процесса наложения позолоты, изображение тонких, как волос, деталей схемы требовали нескольких лет напряженной работы; а когда Френсиса стали подводить глаза, проходили порой целые недели, прежде чем он решался даже притронуться к рисунку из опасения совершить хотя бы малейшую ошибку. Но постепенно, с трудом, древний рисунок становился необычайно красивым. Братия аббатства Лейбовича собиралась, чтобы следить за работой Френсиса, вполголоса обмениваясь замечаниями, а некоторые даже говорили, что само вдохновение на создание такой красоты свидетельствует об истинности его встречи с паломником, который мог быть Блаженным Лейбовичем.

- Не понимаю, почему ты не используешь свое время для работы над каким-нибудь полезным делом? - звучал, однако, комментарий брата Джериса. Сей скептически настроенный монах посвящал свое время изготовлению и украшению абажуров из овечьих шкур под масляные лампы в часовне аббатства.

Брат Хорнер, старый мастер-копиист, заболел, и через несколько недель стало ясно, что любимый всеми монах лежит на смертном одре. Среди всеобщей печали и траура аббат назначил руководителем скриптория брата Джериса.

Панихида по брату Хорнеру прошла в начале рождественского поста, а затем бренные останки праведника предали его родной земле. На следующий день брат Джерис сообщил Френсису, что пора уже перестать заниматься детскими шалостями и заняться делом, достойным мужчины. Френсис послушно обернул ценный рисунок пергаментом, положил на полку, придавив толстой доской, и взялся за изготовление абажуров из овечьих шкур. Он не возразил даже словом, удовлетворившись мыслью, что однажды душа брата Джериса последует за братом Хорнером, дабы начать жизнь, для которой работа в скриптории была лишь первым этапом, и тогда, если будет на то воля Бога, он, Френсис, закончит свой любимый документ.

Однако Провидение взяло дело в свои руки несколько раньше. Следующим летом в аббатство прибыл некий монсеньор в сопровождении нескольких семинаристов и вооруженной свиты, верхом на ослах. Он заявил, что прибыл из Нового Ватикана как адвокат Лейбовича на процессе канонизации, дабы изучить на месте все доступные доказательства, способные возыметь значение для дела, включая и так называемое явление благословенного патрона Ордена брату Френсису Джерарду из Юты.

Монсеньера приняли очень тепло, разместили в комнатах, предназначенных для прибывающих сановников Церкви, а для услуг выделили шестерых монахов, исполнявших каждое желание гостя. Открыли бочки с лучшим вином, охотники ловили силками толстых перепелов, а каждый вечер адвоката Лейбовича развлекали скрипачи и труппа шутов, хотя гость требовал, чтобы жизнь аббатства шла своим чередом.

На третий день после приезда сановника аббат послал за братом Френсисом.

- Монсеньор де Симон желает тебя видеть, -сказал он. Если ты дашь волю воображению, парень, мы сделаем из твоих кишок струны для скрипок, тело бросим на съедение волкам, а кости похороним в неосвященной земле. А сейчас иди и предстань пред обличьем почтенного человека.

Брату Френсису не требовались такие предупреждения. С тех пор как пришел в себя после горячечного бреда - результата первого его пустынного бдения. Он никогда не вспоминал о встрече с незнакомцем, разве что вопрос задавали прямо; не позволял он себе и догадок касательно его личности. Интерес высших церковных властей к таинственному паломнику слегка испугал ero, поэтому он несмело постучал в двери монсеньера.