Орсон Кард - Ксеноцид

— Приятно узнать, что в тебе имеется больше, чем предполагала.

— О, да!

— А теперь, Вань-му, иди спать. И ты, учитель Хань. Я же вижу, как ты устал. Если утратишь здоровье, кому пригодишься. Эндрю мне все время талдычит: мы обязаны работать, сколько сможем, но сохраняя способность к дальнейшему труду.

А после этого с экрана исчезла и она.

Вань-му тут же снова расплакалась. Хань Фей-цы подвинулся и уселся рядом с нею, положил ее голову себе на плечо и начал легонько укачивать.

— Тихо, моя доченька, моя милая. В сердце своем ты уже знала, кто ты такая. И я тоже, я тоже. Очень мудро избрали для тебя имя. Если на Лузитании совершат свои чудеса, ты станешь Царственной Матерью для всего нашего мира.

— Учитель, — шепнула девушка. — Я плачу и по Цзинь-цяо. Ведь я получила больше, чем могла ожидать. Кем же станет она, если утратит голос богов?

— Надеюсь, что она вновь будет мне моей настоящей дочерью. Что она будет такой же свободной, как и ты, доченька, прибывшая ко мне словно цветочный лепесток на зимней реке, принесенный из страны вечной весны.

Так он прижимал ее к себе еще несколько долгих минут, пока девочка не уснула у него на плече. Тогда он уложил ее на циновке, а сам прилег в своем углу. Впервые за много дней в его сердце поселилась надежда.

Когда Валентина пришла проведать Грего в тюрьме, бургомистр предупредил ее, что там как раз находится Ольхадо.

— Разве он не должен быть сейчас на работе? — удивилась она.

— Ты шутишь, — засмеялся Ковано. — Он хороший бригадир, только спасение планеты видимо стоит того, чтобы кто-нибудь заменил его на денек.

— Слишком многого ожидать не стоит, — успокоила его Валентина. — Мне только хотелось, чтобы подключился и он. Мне казалось, что это поможет. Но ведь я же не физик.

Ковано пожал плечами.

— Я ведь тоже не тюремный надсмотрщик. Но человек делает то, чего от него требует ситуация. Понятия не имею, связано ли это каким-то образом с посещением Ольхадо или же Эндера, но больших криков и восклицаний я не слыхал там с… никогда не слыхал, если только арестанты были трезвыми. Ясное дело, что пьяные скандалы — это основное обвинение, по которому мы запираем людей в этом городишке.

— Что, был Эндер?

— Он вернулся от королевы улья. Хотел поговорить с тобой. Но я не знал, где тебя искать.

— Понятно. Обязательно встречусь с ним, как только закончу здесь.

Валентина была с мужем. Якт готовился вылететь на шаттле. Нужно было подготовить корабль к быстрому отлету, если бы возникла такая необходимость. Еще ему нужно было проверить, способен ли колонизационный корабль к еще одному путешествию после стольких лет без ремонта главного привода. Его использовали как склад семян, генов и эмбрионов земных видов на тот случай, если бы в них когда-нибудь возникла потребность. Якт должен был полететь на недельку или больше. Валентина не могла его отпустить, не посвятив ему хотя бы нескольких минут. Конечно, он бы все понял — ведь он прекрасно знал, в каком напряжении живут здесь все. Но сама Валентина не была ключевой фигурой всех этих событий. Она пригодится потом, когда обо всем этом напишет.

Расставшись с Яктом, Валентина не направилась сразу же к бургомистру, чтобы проведать Грего. Она отправилась в центр Милагре. Трудно поверить, что еще недавно… сколько-то дней назад… здесь собралась пьяная, взбешенная толпа, способная на все, даже на убийство. Теперь же тут стояла тишина. Даже потоптанная трава отросла… исключением была только лужа, которая не желала высыхать.

Но вот покоя не было. Наоборот. Когда здесь царило спокойствие, то в центре городка все время были люди. Да, сейчас Валентина тоже видела нескольких, но они были мрачные, какие-то пугливые. Все ходили, опустив голову, внимательно следя за землей под ногами, как бы опасаясь, что сразу же упадут, как только перестанут следить.

Настроение это частично было результатом стыда, решила Валентина. Во всех домах зияли проломы в тех местах, откуда были взяты камни и кирпичи на постройку часовни. Валентина видела множество дыр в стенах.

Но она подозревала, что жизнь в этом городе была убита, скорее, страхом, а не стыдом. Прямо в этом никто не признавался, но она слыхала достаточное количество реплик, замечала достаточное число украдочных взглядов в сторону холмов к северу от городка, чтобы все знать. Это не страх перед близящимся флотом подавлял колонию. Не стыд перед резней pequeninos. Жукеры. Мрачные силуэты, видимые то тут, то там на холмах и лугах вокруг города. Кошмарный сон видящих их детей. Страх, отнимающий все чувства, в сердцах взрослых. Из библиотеки постоянно брали напрокат исторические фильмы периода Войн с Жукерами; колонисты с навязчивой страстью непрерывно желали видеть победу людей. Но глядя, подкармливали собственные страхи. В своей первой книге Эндер нарисовал образ по-своему прекрасной и достойной восхищения культуры Улья. Только весь этот образ совершенно затерся в умах многих, возможно даже всех людей. Ведь теперь они испытывали ужаснейшую кару, находясь в тюрьме, надсмотрщиками в которой были работницы королевы улья.