Орсон Кард - Проклятие бессмертия

Его разбудили бабочки. Амаса почувствовал их раньше, чем увидел. Сотни нежных лапок коснулись его ворсистого шерстяного одеяла, Амасе почудилось, что на него падают мягкие пушистые хлопья теплого снега.

Открыв глаза, он увидел, что лучи утреннего солнца пробиваются через сотни крошечных цветных окошек. Пол, усеянный бабочками, напоминал затейливый ковер, сотканный вдохновенным безумцем. Бабочки кружились в воздухе, похожие на подхваченные ветром листочки.

«Наконец-то», — подумал Амаса.

Он еще немного полюбовался бабочками, потом осторожно откинул одеяло. Бабочки неслышно вспорхнули. Так же осторожно Амаса спустил ноги на пол. Бабочки метнулись прочь от его ступней и тут же вернулись, усевшись ему на ноги.

Каждый его шаг сопровождался всплеском крылышек. Амасе казалось, что он идет по мелководью, гоня перед собой волны. Бабочки подлетали к нему и тут же устремлялись прочь. Умницы. Тот, кто умеет вовремя наступать и вовремя убегать, имеет шансы выжить.

«Наконец-то вы ко мне явились», — подумал Амаса — и вздрогнул.

Появление бабочек означало долгожданную перемену в его жизни, но теперь он не знал, нужна ли ему эта перемена или нет.

Бабочки порхали вокруг все утро, пока он собирался в путь. В свое последнее путешествие, последнее из очень многих. Амаса был в этом уверен.

Его жизнь началась в богатстве и роскоши, в городе Сеннабрисе [1] В этом рассказе автор упоминает названия мест, упоминаемых в литературе, связанной с библейской археологией. В действительности Сеннабрис — одно из рыбачьих поселений на берегу Галилейского моря (Тивериадского озера). По другим источникам — возможно, один из городов Десятиградия. — Примечание переводчика. — самом большом из городов побережья, процветание которых зависело от нефти. В детстве он любил смотреть, как большие корабли швартуются у причалов, перекачивают содержимое своих трюмов в ненасытное чрево города и снова уходят в море. Когда началось его первое путешествие, Амаса не последовал за нефтеналивными судами, вместо этого двинувшись прочь от берега.

Блистательной была его жизнь в висячем городе Бесара, раскинувшемся на склонах горы Кармель. [2] Кармель (в русской Библии — Кармил) — невысокая горная цепь, протянувшаяся от Ездраэлонской (Изреельской) равнины на северо-запад, к берегу Средиземного моря. Место религиозного поклонения, связанное с жизнью библейских пророков Илии и Елисея. В переводе с древнееврейского Кармель означает «земля садов». — Примечание переводчика. Некоторое время, до самой Мегиддонской войны, [3] Мегиддон (или Мегиддо) — древний палестинский город на берегу реки Кишон, стоявший на южной оконечности Ездраэлонской (Изреельской) равнины. Находясь на дороге, связывающей Египет с Месопотамией, город всегда имел стратегическое значение и являлся ареной ожесточенных сражений, начиная с эпохи фараона Тутмоса III (XV в. до н. э.) и вплоть до Первой мировой войны (1914–1918 гг.). — Примечание переводчика. Амаса был правителем Кафр-Катнея, что стоит на равнине Ездраэлона. [4] Ездраэлон (греческое название Израиля) — плодородная равнина (ее современное название — Изреельская равнина), тянущаяся между побережьем Средиземного моря и долиной реки Иордан. В древности здесь происходило немало сражений. — Примечание переводчика. Он строил Экдиппскую лестницу, [5] Экдиппа — одно из древних поселений, расположенное в относительной близости от горной цепи Кармель. Другое его название — Акжиб. — Примечание переводчика. пробиваясь сквозь скалы. Строительство это унесло жизни тысячи человек, что считалось очень небольшой жертвой.

С каждым путешествием Амаса что-то оставлял в прошлом. Его тяга к роскоши осталась в Бесаре, любовью к власти он навсегда натешился в Кафр-Катнее. Желание строить он сбросил, как обветшавший плащ, в Экдиппе. И наконец очутился здесь, на жалком клочке земли у самой кромки пустыни Махирус. У него был плохонький трактор, который всегда капризничал, не желая заводиться. Урожая едва хватало на пропитание и горючее для машин, и Амасе было нечем платить за свет, а темнота в этих краях наступала сразу после захода солнца. Но и здесь его путешествия не кончились, Амаса знал, что его ждет еще одно, самое последнее.

Он многое оставил в прошлом, но не все. Работая в поле, он любил погружать пальцы в землю. Он любил мыть ноги под струей воды в глинистой канаве. Амаса мог часами сидеть на послеполуденной жаре и смотреть, как застывшие в безветрии колосья наливаются золотом, как впитывают в себя солнце, чтобы дать сухие и твердые зерна. Амаса чувствовал: прежде, чем он завершит свой жизненный путь и решится умереть, он должен расстаться со своей последней любовью — с любовью к жизни.