Михаил Корчмарев: Третье поколение

— Лариса, ужинать! — позвал он. Чайка не шелохнулась. Он понял: пришла пора расставаться. Весна… Эд взял ее на руки и пошел к морю. Она не делала попытки взлететь. Стоя над прибоем, он подбросил ее, проговорив: «Ну же, смелей, Лариса, живи свободно».

Она нехотя взмахнула крыльями и сделала плавный разворот. Один круг, второй… И вдруг чайка закричала. Он ни разу не слышал ее «голоса» и с удивлением внимал пронзительному, четкому воплю. Смысл его казался ясным: «Прощай! Я рада! Но мне жаль тебя, и, может быть, я еще вернусь!». С третьего крута она улетела, ему так хотелось сказать, «не оглядываясь».

Осенью приехала жена. (Она доучивалась в столице). Эд писал ей о чайке.

— Ну, где твоя возлюбленная?..

— Да вот улетела. Наверное, не хотела с тобой встречаться. Ревновала, — пошутил он. Если бы Эд знал, что произойдет потом, он бы не стал так серьезно шутить.

Он все еще иногда, открыв квартиру, по привычке кричал:

— Лариса, я пришел!..

Навстречу выходила жена, которую звали Ниной.

Вдобавок у него появилась привычка подолгу стоять возле окна и смотреть на снежинки и… бог знает, что еще он там видел. Но только однажды жена совершенно серьезно и с большим намеком сказала:

— Интересно бы увидеть эту птичку.

Как-то раз Эдуарду Львовичу не спалось. Над городом шел тайфун. Вдруг кто-то сильно постучал в окно. Эд вздрогнул. Их квартира, слава богу, помещалась на четвертом этаже. Стук повторился. Прямо в стекло, согнутым пальцем. Он вскочил в страхе, но тут же сообразил и кинулся открывать форточку. Она свалилась ему прямо в руки, замерзшая, полуживая. Он зажег свет и принес воды. Птица устало пила, а он выговаривал:

— Ага, плохо тебе. И вспомнила, что существую я. А так бы, конечно, не появилась, хоть пропадай тут от тоски.

Она слушала, кося глазом.

— Ладно, живи. Отогревайся, — проворчал он и убрал плошку.

С кровати на них неодобрительно смотрела проснувшаяся жена. Эд попытался оценить внешность своей любви объективными глазами: некрасивая, красноглазая и красноклювая птица. «Лариса» застенчиво приподняла крыло и потерлась об него носом. Эд тут же забыл объективность и, нежно пробормотав «отдыхай, завтра на работу», выключил свет.

Со следующего дня начались «чудеса в решете». Лариса и Нина явно невзлюбили друг друга. Нина ругалась и нервничала, а чайка при случае щипала ее за щиколотки. Иногда сбрасывала со стула платье и ложилась в него.

— Неряшливая, невоспитанная птица! — слезливо кричала Нина.

Эд смеялся. С его рубашками она никогда такого не проделывала. Наоборот, ей были свойственны деликатность и приличие манер. Видно, Нина сама была виновата. Если же Эд пытался обнять Нину, Лариса забиралась на письменный стол и часами, нахохлившись, глядела в окно. Что было делать. Пришлось ее выпустить. Тем более, что уже опять шла весна. Она улетела, коротко и резко крикнув «прощай!» и «не оглядываясь». Конфликт был устранен. Но семейные отношения дали трещину. И хотя Ларисы уже не было, пропасть между мужем и женой росла. И наступил конец.

— Я уеду, — сказала Нина. — На год. Буду писать. Прощай.

Теперь он опять был одинок. Однажды Эд возвращался с дежурства. Он увидел толпу мальчишек. Вдруг от нее отлепился крохотный карапуз (чей-то братик) и заковылял на дорогу. Мгновенным и широким зрением Эд «схватил» машину, ребенка и сверху падающее что-то белое и, кажется, живое. Раздался пронзительный крик, машина проехала, и в следующую секунду он понял, что ребенок жив и целехонек и ревет с испугу, отброшенный к обочине асфальта, а на дороге распласталась большая белая птица. «Лариса», — шепотом позвал он. Она была еще жива. Он принес ее домой и сделал все необходимое. И она терпела, только вздрагивала и закрывала глаза, он ухаживал за ней, как за ребенком. И она поправилась. Но только уж летать не могла. Крыло не разгибалось. И Эд не мог без боли смотреть, как она, сидя на письменном столе, тоскливо всматривалась в окно. Она перестала есть. Боясь, что птица умрет с голоду, Эд вынес ее к морю. Шла третья весна. Но было еще холодно. Он не хотел ее отпускать, но она била его крыльями и просилась с рук. Он покорился. Она пошла к воде пешком. Постояла, оглянулась…

— Вернись, Лариса, — тихо позвал он, — ты погибнешь.

Она медленно вошла в воду и поплыла. Когда расстояние от берега увеличилось до двадцати метров, чайка закричала. И теперь он понял ее крик так: «Прощай! Я люблю тебя, но не вернусь». Да, он понял ее крик так, хотя птица и не человек.