Михаил Корчмарев - Третье поколение

Через головы зевак Фауст разглядел, что оратор тычет пальцем в грудь Толстяка.

— Я что? Я как все, — тот попробовал уклониться от указующего перста, вдвинуться спиной в ряды остальных.

— Капитан, — обернулся выступавший к командиру отряда, — он, как и все мы, желает записаться в армию, но не знает как это сделать. Запишите его.

Хлопок выстрела. Оратор ойкнул и упал. В руке у Толстяка матово поблескивал пистолет.

— Ну-ка, вычеркивай меня, — Толстяк навел ствол на капитана.

— Я еще не успел записать, — растерянно пробормотал тот, поднимая над головой блокнот и ручку, — Можете посмотреть…

— Все равно, — вычеркивай, — прохрипел Толстяк, пистолет в его руке подпрыгивал от напряжения.

— Пожалуйста, — капитан стал усердно черкать по чистой странице.

— Вырви листок и сожри его. Быстро.

— Пожалуйста…

— Рубашку белую испортил, — осуждающе произнесла какая-то женщина, не отрывавшая глаз от оратора, истекающего кровью.

В этот момент кто-то сзади ударил Толстяка по руке и выбил оружие. Капитан тотчас выплюнул непрожеванный листок бумаги.

— Расстрелять тебя, что ли? — протянул он задумчиво, обращаясь к Толстяку. — У нас еще в трех местах выступления на сегодня запланированы, а ты его кокнул. Кто тебя просил? Пусть бы говорил себе, это его работа…

— Зачем он в меня пальцем тыкал? — тихо возразил Толстяк, обливаясь потом, не сводя глаз с черного дула автомата, направленного на него. — Обещал, что подарки будут, а сам…

— Транспорт с подарками сейчас подъедет, — не очень уверенно сказал капитан, понимавший, что за невыполнение этого обещания толпа может растерзать их. — Транспорт будет! А с тобой что прикажешь делать? И с этим?

— Незаменимых нет, — подсказал кто-то из толпы.

— Верно, — капитан принял решение. — Надевай его костюм, будешь выступать вместо него. У нас еще в трех местах выступления.

— Я не сумею.

— Придется расстрелять тебя.

— Тогда согласен.

Толстяк склонился над прежним оратором, ловко стащил с него одежду. Разделся сам. Кряхтя и охая, стал влезать в черный костюм.

— Опять ему повезло, — заметил кто-то..

— О чем хоть говорить? — спросил Толстяк капитана, рассматривая галстук. — Эту штуку тоже надевать?

— Обязательно, раз у него была. А говорить о чем? Я почем знаю? О чем хочешь, о том говори. Патриотическое. Главное, чтоб не меньше часа. За каждые последующие пять минут оплата по повышенному тарифу. За непосредственное общение с народом — премиальные.

— Чихал я на премию!

— Дело твое.

— Едет!

Из-за развала ратуши или магистрата показалась повозка.

— Катафалк, — оказал Профессор, глядя на нее. — Раньше на таких покойников возили.

— Никому не двигаться, — рявкнул капитан, — раздача в порядке очереди.

Он опоздал. Пущенный рукой Герма обломок кирпича раскроил череп старого коняги, тащившего катафалк. Конь взбрыкнул, дернулся, катафалк завалился набок. Куча содержимого вывалилась на выщербленные бетонные плиты. В воздухе повис запах гнилого картофеля. Про капитана и то команду забыли. Несколько минут вокруг повозки бурлил круговорот человеческих тел, Фауст в первое мгновение тоже хотел броситься туда, но Профессор удержал его.

— Пошли, что ли? — сказал капитан Толстяку. — Эх, этот не успел сообщить всем, что скоро здесь будет проезжать Глава Правительства. Ну да все равно. Идем. Ты, толстый, в Западном квартале особо не разглагольствуй. Ровно час. Ни полминуты больше. Никаких обещаний. Шагай давай.

И Толстяк двинулся прочь с площади впереди отряда из восьми человек. Один из бойцов охраны внутреннего порядка по-прежнему целил ему в спину. Ботинки бывшего оратора на Толстяка не налезли, и он нес их в руках. На ягодицах и меж лопаток костюм лопнул по швам, издали казалось, будто человека пытались разрезать надвое, да не докончили.

Мимо Профессора с Фаустом пробежал Герм. Правый глаз его светился фиолетовым кровоподтеком и счастьем, по подбородку струилась кровь. Одной рукой он сжимал кусок задней ноги коня, другой нож.

— Приходите потом на пир, — прошепелявил он и выплюнул изо рта сгусток крови вместе с зубом, и рассмеялся довольный.

— Нож у него из наших, — заметил Фауст, когда Герм исчез среди развалин.

— Взял, наверное, — ответил Профессор, — надо было ему сразу подарить, а мы не догадались. Он и взял.

Вскоре на площади они остались вдвоем. Профессор стоял, опустив очи долу, размышляя о чем-то тягостном, Фауст прислушивался к себе и окружающему.