Виталий Забирко: Мы пришли с миром

Он выпил, обсосал наледь с усов, и сизый нос начал окрашиваться в багровые тона.

— Полезная микстура, — философски заметил он, — особенно для творческих личностей.

— Андрей умней нас, — кивнул я на пустое место рядом со своим лотком. — Сидит себе дома в тепле да уюте...

Андрей Осокин работал в стеклодувной мастерской химического факультета университета. Платили ему гроши, поэтому он подрабатывал, выдувая стеклянные шары с зимним садом внутри. Красиво получалось, многие покупали детишкам на забаву.

— Андрея больше не будет, — вздохнул Мирон.

— В каком смысле? — настороженно поинтересовался я. Возраст у нас вроде бы еще не «переходный», но по-всякому бывает... — Заболел?

Мирон недоуменно посмотрел на меня, затем до него дошла двусмысленность собственной фразы. Он криво усмехнулся.

— Жив-здоров, но здесь теперь долго не будет показываться. Повезло мужику, получил серьезный заказ — стеклянные глаза делает. Первая партия — тысяча пар.

— Для инвалидов, что ли?

— Вряд ли. Одноглазым стеклянные глаза делают поштучно, а слепым они не нужны. Точно не знаю, но, думаю, заказ оплачивает какая-то туристическая фирма. У кого деньги есть, сейчас ездят на сафари, охотятся на львов и крокодилов, а когда возвращаются домой, заказывают чучела. И платят таксидермистам хорошо, даже Андрюхе за пару глаз отстегивают по сто долларов.

— Да уж... — завистливо вздохнул я. — Действительно, повезло Андрюхе...

Тут-то покупатель и появился. А я настолько ушел в себя, что не заметил, откуда он возник перед моим лотком. Грузный, в длиннополом, до пят, мятом пальто, поношенной меховой ушанке и огромных очках с темными оптическими стеклами. Рот от мороза прикрывал шарф, и наружу торчал лишь большой, почти как у Мирона, нос. Нос был бледный, нездорового желтоватого цвета, будто отмороженный. Бомж не бомж — не поймешь.

Он протянул руку в черной перчатке, взял с лотка Буратино, поднял за ниточку и подергал. Буратино запрыгал в воздухе, показал двумя ладонями покупателю «нос» и мерзко рассмеялся, переходя с грубого баса на дискант:

— Гы-гы, ха-ха, хи-хи...

Немудреные для марионетки движения и звуки, но на покупателей производят впечатление. Особенно показушный смех.

— Сколько? — глухим голосом из-под шарфа спросил покупатель.

— Триста, — назвал я минимальную цену. Если передо мной бомж, то и такая цена для него запредельная.

— Рублей?

— Долларов, — опередив меня с моей честностью, ехидно заметил Мирон.

Покупатель, не снимая перчаток, залез в карман, долго копался, наконец извлек пачку долларов. Непослушными то ли от мороза, то ли оттого, что в перчатках, пальцами, отсчитал три сотенные купюры и протянул мне. Затем взял с лотка Буратино, сунул в карман и побрел по аллее, заметая полами пальто снег.

Мы с Мироном застыли соляными столбами, глядя вслед по-сумасшедшему щедрому покупателю, пока он не скрылся с глаз. Все получилось, как в анекдоте о «новых русских». Кто бы рассказал — не поверил.

— Может, доллары фальшивые? — очнулся первым Мирон.

Я почувствовал, что пальцы, сжимавшие купюры, закоченели, и протянул деньги Мирону.

— Посмотри.

Он стащил с рук меховые рукавицы, взял купюры, потер между пальцами, посмотрел на свет:

— Вроде настоящие... Ну тебе везет! Такое дело обмыть надо.

Мирон снова достал бутылку, плеснул, теперь уже не скупясь, в стакан. И когда я выпил, то понял причину его щедрости.

— Как думаешь, мне комиссионные полагаются? — вкрадчиво поинтересовался он.

Я подул на закоченевшие пальцы, подумал и согласился. Мирон не раз меня выручал, да и прав он — если бы не его ехидство, пришлось бы довольствоваться тремястами рублями, а не тремястами долларами. А это, как говорят в Одессе, две большие разницы.

— Дистрибьютора устроят десять процентов?

— Обижаешь, начальник!

Я не стал торговаться.

— Хорошо, пятьдесят долларов.

— Лады! — повеселел Мирон и вернул мне две сотенные — Сдача рублями устроит?

— Можно и тугриками, — пошутил я, — но рублями лучше.

На «сдачу» у Мирона нашлось только четыреста рублей. Прав я оказался в своем предположении о его финансовой состоятельности.

— Остальные завтра, — заверил он — Разменяю в обменном пункте, тогда и отдам.

— Завтра так завтра, — согласился я. — Или послезавтра. Если мороз не спадет, то я здесь не появлюсь.

— А вдруг щедрый покупатель снова появится? — не преминул съехидничать Мирон.

— Такое случается раз в жизни, — резонно возразил я, непроизвольно оглянулся, и сердце у меня екнуло.