Александр Рубан: Феакийские корабли

Арей, блаженно откинув голову, бестрепетно подставлял лицо ветерку и ласковым рукам Афродиты. Чуть касаясь (уже не ногтями, а подушечками пальцев), богиня нежно вела вдоль царапин, трогала веки, скулы, подбородок, узкие губы любимого, растянутые в мужественной, хотя и не вполне правильной из-за повреждений улыбки. Сокрушённо смеялась, пытаясь большим пальцем оттянуть левый уголок Ареевых губ и сделать его улыбку чуть более симметричной. Вдруг закрывала свое лицо ладошками и звонко хохотала во весь голос, откидываясь на траву, и белые груди расплёскивались, вздрагивая от хохота, дразня мельканием алых бутонов.

— Ну чего ты, чего, — довольно басил Арей, скашивая глаза. — Ну подумаешь, царапина. Заживёт. И не такое заживало.

— Как ты меня тащил! — сквозь хохот выдавливала богиня и левой рукой бессильно хлопала его по тугому рельефу брюшных мышц. — Пёр! Пёр, как… — (Она бы сказала «как танк», но она не знала такого слова. Да и вообще боги начисто лишены воображения.) — Как я не знаю что!

— Штурм и натиск! — самодовольно откликался Арей.

— О да, ты был великолепен! — восклицала богиня. — По-своему великолепен, — лукаво уточнила она. — Очень по-своему…

— Это как? — насторожился Арей.

— Нет-нет, всё в порядке, милый… — Афродита поспешно склонилась над ним и закрыла Ареевы уста долгим поцелуем, а потом быстрыми пальцами пробежала вниз по его животу и приглушенно вскрикнула, словно только сейчас обнаружив там рваный шрам. — Что это? — спросила она, ощупывая ужасный след зарубцевавшейся раны.

— Так… — неохотно отозвался Арей. — Копьё Диомеда. Лет десять назад, ещё под Троей… Славная была драчка, только подзатянулась, вот и пришлось вмешаться, а то бы они ещё десять лет маневрировали. Ты видела меня в бою? Ну, так это ещё был не бой, а начало боя. Вращая мечом, я врезаюсь в ряды ахейцев. Трупы валятся в стороны — я их не замечаю. Ищу достойного противника. Естественно, не нахожу: все меня узнают и норовят уклониться от честной схватки.

— От честной схватки с бессмертным, — уточнила богиня.

— Ну да! — возмущённо воскликнул Арей, не замечая иронии. — И вот, только-только я разогрел кисть, как вдруг этот сумасшедший…

— Диомед?

— Диомед, Диомед. Ты меня не сбивай, а то я собьюсь… Этот сумасшедший поднимает копьё и отводит руку назад, явно целя в меня. В бога! Я снисходительно усмехаюсь, демонстративно откидываю щит за плечо и жду броска, зная, что после этого ему всё равно придется обнажить меч и показать своё искусство в настоящем бою.

— Значит, это было копьё Диомеда, — сказала богиня. — Но ведь он смертный. Как же он смог?

— Да ничего бы он не смог, если бы не Афинка! — недовольно фыркнул Арей. — Она ему и копьё направила, и силы удесятерила. Лезет, куда не просят, стратегша…

— А этот Диомед, — перебила богиня, — он, наверное, очень похож на тебя? — и улыбнулась какой-то своей мысли, поглаживая рубец на бессмертном теле вояки.

— Он был неплохим бойцом, — вынуждено согласился Арей. — Я много раз потом видел его в деле и даже кое-что перенял. В своей последнем бою, например, он потерял щит и рубился двумя мечами сразу — подобрал второй тут же, их всегда много валяется возле тел убитых. За этим приёмом будущее, попомни мои слова! Во-первых, щит однофункционален: он только защищает, да и то не всегда. Во-вторых, щит излишне утяжеляет воина. А самое главное, второй меч вместо щита резко увеличивает маневренность и результативность. Наконец, этот приём способствует гармоничному развитию мышц: это просто красиво, когда воин одинаково свободно владеет и правой, и левой рукой… К сожалению, у Диомеда почти не оставалось времени для отработки новых навыков боя — никто даже не успел оценить то, что он изобрел.

— Навыки боя, — промурлыкала Афродита, скрывая улыбку.

— Придется ждать, когда появится ещё один открыватель, — невесело резюмировал Арей. — Но ничего, за ним дело не станет. Смертных рождается с каждым годом всё больше, а драться они никогда не прекратят. Когда-нибудь кто-нибудь снова откроет этот приём. И уж я-то своего не упущу, изучу приёмчик во всех подробностях!..

Ареевы узкоспециальные разглагольствования уже порядком надоели богине, да и певцу тоже. Поэтому Демодок дал волю рукам и губам Афродиты, одновременно лёгкими аккордами басовых струн раздвигая ветви оливы.

Светлоликий Гелиос (вездесущий сплетник, сын титана Гипериона — опального Зевесова дяди, низвергнутого племянником в Аид) был тут как тут и занимался привычным делом: подсматривал и подслушивал. Правда, он несколько опоздал и не успел увидеть ничего предосудительного: прекраснейшая из богинь вполне благопристойно (по олимпийским понятиям) принимала солнечные ванны, мирно беседуя с богом войны, который тоже принимал солнечные ванны. Но Гелиос был терпелив, как все сплетники.