Александр Рубан - Феакийские корабли

Терминал отключился (сам!), и сразу же на пульте мажордома заверещал вызов швейцара. Но Диме было не до гостей. Этот вопрос надлежало провентилировать. Хотя бы этот…

Дима включил терминал, набрал код Информатория, набрал свой новый спецкод и спросил:

«Для кого ещё открыт массив «Методика скорочтения»?»

Мажордом заткнулся, а на экране терминала высветилось:

«Для специалистов».

Дима решил не уточнять, для каких.

«Значит, я тоже специалист?» — спросил он.

«Да», — ничтоже сумняшеся ответил Информаторий.

Немного подумав, Дима спросил, открыты ли названия закрытых массивов. И уже не удивился, узнав, что закрыты. Открыты, оказывается, только аббревиатуры названий.

Та-ак! Ну что ж, кое-что начинается проясняться. Акратия. Атеизм. Ну-ну… Геноссе Аппаратович, с энтузиазмом работающий карикатурой на Власть — и закрытый массив с закрытым названием «Стратегия и тактика вероятных войн». Замечательный мир. Можно сказать, уникальный. Прямая ему дорожка в семнадцатую сферу. Впрочем, здесь они их не нумеруют, а обозначают словесно. Семнадцатая — это по-ихнему что-нибудь вроде… А зачем гадать? Дима запросил краткую классификацию ассоциативных сфер и сразу выхватил на экране нужную строчку: «Мертвые сферы». Вот, где-то там. То есть, туда. Прямая дорожка…

Драпать отсюда надо, вот что, и побыстрее.

Дима выключил терминал, и мажордом опять завопил. Кто-то ждал за дверью квартиры — давно, терпеливо и очень настойчиво, но почему-то, черт возьми, не заходил и даже не пытался воспользоваться видеофоном швейцара. Демодок сунул терминал в карман пиджака и пошел встречать.

За дверью меня действительно ждали, но не преподаватель краткого курса истории Власти, не консультант по бытовой социопсихологии акратической эры и даже не врач-офтальмолог (я был у него единственным пациентом за последние четыре года, и он тоже навещал меня ежедневно — правда, обычно во второй половине дня).

Ждала толпа. Целая толпа молодых людей — рослых, загорелых, мускулистых, все как один в одинаково пестром и шелковом, с озабоченно-суровыми лицами, готовые на всё, — и сердце у меня екнуло. Мое старое слабенькое сердечко приготовилось к ожидающим меня физическим стрессам, ибо подумалось мне, что это Информаторий начал принимать меры. Или те, кто стоит за Информаторием и кому он служит своими чудовищными массивами открытой не для всех информации.

Но это, конечно, было бы слишком просто для столь благополучного мира. И это было бы просто невозможно для мира, в котором живет Наденька. Надежда Мироновна. Человеческое воображение, пока оно остается человеческим, не способно совместить грубое насилие с такой красотой — по крайней мере, в это очень хочется верить. Всегда. Во всех мирах…

— Всё в порядке, ребята, я сама справлюсь, — сказала Наденька, и озабоченно-суровой толпы не стало. Остались друзья, добрые знакомые, просто соседи по двадцать первому ярусу Академгородка — они были уверены, что со мной беда, что опять я что-то отчудил и надо спешить на выручку, но оказалось: всё в порядке, ребята, спасибо, Наденька сама справится… — Что ты опять отчудил? — строго спросила Наденька, уперев руки в боки и оглядывая меня с головы до ног. — Что это за вид? — Ребята за её спиной повалились друг на друга, хохоча, хлопая себя по голым коленкам и только что не тыча в меня пальцами: а знаток-ботаник (наверное, тот самый, чей мусс я всё-таки одолел) восторженно показывал мне «во!» — На кого ты похож, Дима? — риторически вопрошала Наденька. — Где ты сумел раздобыть эту… Ладно, потом. Зачем ты отменил занятия? Почему блокирован швейцар? Ты заболел? Ты абсолютно здоров! Чем таким ты был занят, что тебе понадобилось отключать видеофон?..

— Наденька, — начал я и тут же поправился: — Надежда Мироновна…

— Ты намерен пустить меня в квартиру, или мы будем разговаривать через порог? — перебила Наденька, и я поспешно посторонился, делая широкий (наверное, слишком широкий) приглашающий жест.

Она премило фыркнула, впорхнула мимо меня в квартиру, захлопнув на ходу дверь, и сейчас же направилась в спальню, а я поспешил следом.

В спальне она прежде всего велела мажордому распахнуть окно, а потом подошла к кровати и швырнула подушку на пол. Уборщик боком-боком выбрался из приоткрытой ниши, ухватил подушку и, довольно урча, поволок её к утилизатору. И если на пути туда он ещё предпочел наиболее безопасную траекторию — так, чтобы между ним и мной оказалась Наденька, — то обратно продефилировал уже напрямик, наглея на глазах, и даже осмелился остановиться возле моих темно-серых в коричневую полоску ботинок, чтобы слизнуть какую-то невидимую пылинку…