Владимир Михайлов - Сторож брату моему

– А если он дерется не на своей земле? Как, мы сейчас, например? Но не будем обсуждать этот вопрос. Время уходит. Привези Питека.

– Хорошо, – сказал спартиот. Не скрываясь, он пересек поляну, миновал осаждающих и скрылся за деревьями. Никто не тронул его, только некоторые посмотрели вслед, но тут же отвернулись. Видимо, перемирие они воспринимали всерьез.

Потянулись минуты. Уве-Йорген плотно закусил и растянулся на траве, положив автомат рядом. Маленькое солдатское счастье: живот полон, не стреляют и можно спокойно полежать. Сколько этого счастья впереди? Минут сорок? Нет, всего полчаса. Что же, полчаса счастья – очень много…

Счастья оставалось еще десять минут, когда он впервые покосился вверх. Катера не было. «Надо надеяться, что с Питеком в городе ничего не произошло и что он не очень опоздает на место встречи. Хотя с чувством времени у него, откровенно говоря, плоховато: тот факт, что в сутках двадцать четыре часа, до сих пор представляется охотнику малозначительным – конечно, если он не за пультом корабля… Чего доброго, через семь минут придется держать оборону самому. Что же, повоюем в одиночку. Хотя думать об атаке тогда уж не придется, да и спастись без катера будет сложно. А, какая разница, – подумал он с привычным фатализмом, – чуть раньше, чуть позже…» Он перевернулся на живот, поудобнее примостил автомат. «На этот раз играть придется по моим правилам, – подумал он. – Во всяком случае, я буду играть по своим правилам, а они – как знают. Их дело. Ага, зашевелились. Нет, пусть начинают они. Я отвечу…» Один из осаждающих поднялся и направился к Уве-Йоргену, размахивая руками. Оставалось еще три минуты. Снова парламентер? Интересно… Рыцарь держал приближающегося на мушке – на всякий случай. Может быть, это военная хитрость? Они ведь наверняка знают, что он остался один. Бросок фанаты – и кампания будет окончена… Он усмехнулся: откуда у них гранаты? Впрочем… кто сказал, что гранат не может быть?

Парламентер остановился в десяти шагах.

– Послушай, – сказал он громко. – Встань, не то мне неудобно разговаривать.

– Говори так.

– Почему ты не хочешь подняться?

– Мне нравится лежать. Я устал.

Это, кажется, обрадовало противника.

– Перемирие кончается, – сообщил он.

– Мне это известно. Ты затем и пришел, чтобы напомнить?

– Не только. Если ты устал, может быть, ты хочешь отдохнуть и еще немного?

«Гм, – подумал Уве-Йорген. – Это очень кстати».

– Я не против, – сказал он. – А что у вас случилось?

– Да нам спешить некуда, – сказал парламентер. – Мы ведь все равно выиграли. Но, понимаешь ли, подошло время смотреть на солнце. Мы почему-то сразу не рассчитали. Видишь ли, если мы можем смотреть на солнце, то это нужно сделать. Наверное, ничего не случится, если мы и не посмотрим, нас ведь тут не так уж и много, но все же еще лучше будет, если мы посмотрим.

– Смотрите, – великодушно разрешил Уве-Йорген. – Смотрите на солнце, на звезды, можете смотреть друг на друга, пока вам не надоест. Я обожду.

– На звезды нам смотреть не надо, – серьезно ответил парламентер. – Только на солнце. Хорошо, что ты согласен. Тогда, пожалуйста, не мешай нам. Значит, еще полчаса.

– Решено, – пообещал Уве-Йорген и проводил удаляющегося противника взглядом. Полчаса – прекрасно. Что же они будут делать – полчаса таращить глаза на светило? И не ослепнут?

Он решил Понаблюдать за ними – все равно делать было нечего, ячейку он себе успел вырыть по всем правилам, а копать до полного профиля не было смысла.

Осаждающие собрались на поляне – в том ее месте, откуда и в самом деле можно было увидеть солнце, там его не заслоняли вершины деревьев. Установили треногу, вроде штатива. На ней укрепили плоский ящик. Одну такую штуку, вспомнил Уве-Йорген, экипаж уже захватил в качестве трофея. Теперь можно будет понять, для чего она служит. Люди расположились перед ящиком – с той стороны, где было стекло, один из них возился, тщательно ориентируя ящик, прицеливаясь им – задней его стенкой – на солнце. Наконец он закончил и отошел к остальным. Все пристально смотрели на прозрачную стенку. Лица их были серьезными. Потом тот, кто возился с ящиком, коротко крикнул, словно скомандовал. Люди чуть пригнулись, прямо-таки впились глазами в экран – иначе не назвать было это матовое стекло. Лица их были ясно различимы, и Рыцарь с удивлением заметил, как менялось их выражение – теперь оно говорило о глубокой сосредоточенности, напряжении, предельном напряжении; несколько минут они сидели неподвижно – и на лицах стала проступать усталость, как если бы они занимались тяжелейшей работой… Ящик, как показалось пилоту, чуть заметно вибрировал – или это воздух колебался с тыльной его стороны, во всяком случае, было в этом что-то ненормальное. «Что бы все это могло означать?» – подумал Уве-Йорген, без особого, впрочем, интереса, потому что к бою все это не имело отношения. Или все-таки имело? И вдруг его осенило: да ведь они просто-напросто молятся! Солнцепоклонники – вот кто они! Молятся и наверняка испрашивают себе победы. «Ну-ну, – подумал Рыцарь иронически, – давайте, давайте. Посмотрим, чей бог сильнее…» Но вот сеанс закончился – и смотревшие обмякли, словно из них выпустили воздух. «После такой молитвы стрелять они будут скверно, – подумал Уве-Йорген. – Хотя – они и так не старались попасть, а шальная пуля может прилететь всегда…» Он услышал сзади шорох и резко обернутся, не выпуская автомата.