Уилл Маккарти - «Если», 2003 № 06

В первые годы на Джо-Джонсе она часто уходила от стада просто посмотреть, что скрывается за гребнем, или хорошенько разглядеть сложные формы какого-нибудь пастушьего памятника. Складывать плоские камни в подобие обелисков было обычным развлечением пастухов, эти памятники были разбросаны по всему овечьему краю, и хотя у самой Делии никогда не возникало желания складывать камни в пирамиды, она любовалась творениями других людей. Иногда она делала крюк в несколько миль, чтобы поближе рассмотреть такой монумент.

Она хранила в памяти карту своего участка, разделенного на десять пастбищ. Каждое — на несколько дней, а когда овцы переходили на новое пастбище, она меняла стоянку. Трейлер она буксировала стареньким пикапом «додж» через россыпи и русла ручьев, через впадины и иссохшие луга до нового места. А добравшись туда, она, когда мотор был выключен, и тяжелый старый кузов оседал на шинах, оставалась некоторое время совсем глухой, ее голову наполнял тупой белый рев.

Она пасла примерно восемьсот овец, не считая их ягнят, среди которых было много двойняшек и тройняшек. Ярость, с какой матки чурро бросались на защиту своих детенышей, иногда создавала трудности для собак, но в результате ее потери оставались незначительными. На Джо-Джонсе обитало много койотов, а иногда из солончаковой пустыни по северную сторону горы в поисках лучшего охотничьего участка сюда забредал кугуар или медведь. Эти звери считали овец своей законной добычей, и Делия признавала это, но признавала она и свое право оберегать отару. Овцы гораздо умнее, чем принято думать, а чурро были умнее других овец, которых ей доводилось пасти, но к середине лета койоты успевали подать весть друг другу: «Буен карне!» — Делии с собаками приходилось прилагать все усилия, чтобы обезопасить овец.

К поясу у нее была пристегнута старомодная кобура с кольтом тридцать второго калибра. «Если ты койот, то лучше остерегайся этой женщины», — говорило все ее тело, то, как она стояла, и то, как она ходила, когда кольт был при ней. Оружие и кобура когда-то принадлежали матери ее матери, женщине, которая приехала на Запад одна и обосновалась на своем участке в Спейг-Ривер-Каньоне. Бабушка Делии любила рассказывать, как заботливый сосед, холостяк, питавший интерес к незамужним женщинам, навязал ей кольт в те дни, когда индейцы воевали с армией генерала Джоела Палмера, а она, если и стреляла из него, то только в кроликов.

В июле койот утащил ягненка, когда Делия была всего в двухстах шагах от улегшихся на ночь овец. Смеркалось, и она сидела на приступке трейлера с ковбойским вестерном, в гаснувшем свете наклонясь совсем близко к страницам, а собаки прикорнули у ее ног. Она услышала негромкий звук, странный слабый писк, который в первую секунду не распознала, а затем, узнав, вскочила на ноги, нашаривая кольт, вопя на койота, на собак, подняв криком всю отару, но матки бросились в атаку слишком поздно. Ее запоздавший выстрел не принес никакой пользы, только дал выход страху и гневу.

Горный лев мог сожрать ягненка целиком — тогда единственным свидетельством остаются кровь на траве да обрывки кишок, высвеченные лучом фонарика. Но койот невелик, он убивает, перегрызая горло, а потом нередко съедает только печень и сердце, хотя кормящая самка разорвет добычу на куски, проглотит столько, сколько вместит желудок. Этого койота бабушкин кольт Делии прогнал прежде, чем он успел откусить хоть кусок, и ягненок дергался на траве совсем целехонький, только из шеи текла кровь. Его мать стояла над ним, отчаянно и жалобно плача, но помочь уже было нельзя, и через две-три минуты ягненок замер без движения.

Гнаться за койотом смысла не имело, стадо кружило в тревоге, и прошли часы, прежде чем осиротевшая мать перестала стонать от горя, а когда Делии и собакам удалось успокоить стадо, и овцы снова легли, уже наступила полночь. К тому времени убитый ягненок окостенел, она унесла его к пикапу, освежевала и отдала мясо собакам — все в ней восставало против этого, но только так можно было помешать койоту вернуться за добычей.

Пока собаки расправлялись с тушкой, она стояла, прижимая ладони к ноющей спине, смотрела на овец, на мозаику их белизны, почти светящейся на черноте пейзажа, и на звезды, густые и яркие над смутными очертаниями скалистых гребней. Стояла, копя решимость повернуться к трейлеру, к постели — а после она много раз будет думать о том, как койот, и горюющая овца, и темень июньской луны, и боль в спине соединились воедино и стали причиной, почему она стояла там и смотрела на небо — и сумела увидеть краткую слепящую зеленую вспышку на юго-западе, а затем сернисто-желтую полосу, прорезавшую ночь с юго-запада точно на запад, по дуге устремляясь к Вершине Хромца. Это была широкая, яркая полоса, отливающий синевой инверсионный след. Не метеор, она видела сотни метеоров.