Джеймс Типтри-мл. - «Если», 2000 № 08

— Прости его, — сказала девочка, — но опять почти взрослым голосом.

— Не за что, — отозвалась я и закашлялась: что-то попало в горло. — Все отлично.

— Обычно он держится бодрее. А иногда возится в саду. — Девочка откинула одеяло и спустила ноги с кровати.

— Это радует.

— Я хорошо забочусь о нем.

Кивнув, я потянулась к кошельку.

— Вижу. — Надо было идти. — Ты довольна?

Она пожала плечами.

— Он мой папа.

— Если вам чего-то не хватает, я хотела бы помочь.

— Спасибо. У нас все есть.

Передо мной открылась дверь, однако я не спешила выходить.

— А что будет… потом?

— Когда он умрет? Мои обязанности закончатся. Он обещал оставить мне этот дом. Я знаю, что ты будешь оспаривать это решение, но мне придется продать его, чтобы оплатить двадцать лет техобслуживания.

— Нет-нет. Все в порядке.

Подойдя к двери, она поглядела на меня снизу вверх. Крохотная Джен Фэнси перед женщиной, которой ей не суждено стать.

— Ты ведь понимаешь, что он любит тебя, — сказала она. — Я всего лишь суррогат.

— Он любит свою малышку, — ответила я. — Ко мне эти чувства не относятся — мне уже сорок семь.

— Если бы ты сумела принять их… Интересно, не потому ли мама устроила все это? Впрочем, не знаю. Разбирайся сама.

— Наверное, ей было просто жалко его. Мать была умной женщиной.

— Итак, миссис Фэнси, надеюсь, вы когда-нибудь вновь посетите нас. — Ухмыльнувшись, девочка пожала мою руку. — Папа обычно пребывает в хорошем настроении после дневного сна. Он сидит в этом шезлонге и дожидается появления грузовичка с мороженым. Он всегда покупает нам какое-нибудь. Но любимое у нас — «Желтая субмарина». Ванильное, со сливочными завитушками и покрытое белым шоколадом. Название странное, но вкусное.

— Да, — ответила я. — Мне будет очень приятно.

Резиденция будущего диктатора Земли занимала психлечебницу. Преимущества этого места определялись высоким бетонным забором и крепкими решетками на окнах обоих этажей. Резиденция была окружена парком, оставшимся с дореволюционных времен. В парке щебетали воробьи, так как к осени остальные птицы замолкают.

Минцу не спалось. Наступил день «П», что означает: «Поехали!»

С рассветом Лев Христофорович навсегда покинет этот городок, в котором прошел ряд лет его жизни, и вскоре забудет местных жителей, людей ничтожных, недостойных сожаления, но в чем-то привычных и даже приятных.

Остаток жизни Льву Христофоровичу придется провести на командных пунктах, в походах и бомбоубежищах.

Не в силах сопротивляться сентиментальному душевному порыву, столь опасному для диктаторов, Лев Христофорович тихонько поднялся с кровати, раздвинул бронированные шторки, защищавшие от случайного злоумышленника, натянул сапоги, галифе, китель без знаков различия, перекрестился на портрет Калигулы и спустился в сад по водосточной трубе.

Охрана этого не заметила, потому что смотрела наружу и не ждала опасности изнутри.

Неприступных крепостей не бывает.

Минц поднял с травы забытую малярами стремянку, прислонил ее к забору и перебрался на улицу.

Рассвет только подбирался к Великому Гусляру, и воздушная синева была густой, как в чернильнице минцевского детства.

Звук шагов профессора легко пронесся над примолкшими садами и зелеными крышами.

За несколько минут профессор дошел до дома № 16 по Пушкинской улице.

Знакомый двор. Стол для игры в домино под кустом сирени. Куст разросся, стол покосился — увлечение этим видом спорта осталось в прошлом.

У двери в двухэтажный дом сверкала медная доска.

Мемориальная.

На ней были выбиты буквы:

В ЭТОМ ПОДЪЕЗДЕ В КВАРТИРЕ ДВА ВО ВТОРОЙ ПОЛОВИНЕ XX ВЕКА ПРОЖИВАЛ ПОКОРИТЕЛЬ ЗЕМЛИ ЛЕВ ПЕРВЫЙ НЕСГИБАЕМЫЙ

«Лакеи, челядь, блюдолизы! — с тоской, свойственной великим завоевателям, подумал Минц. — Какая убогая фантазия!»

Минц вошел в общий коридор и остановился перед своей дверью. Он опасался, что здесь уже успели соорудить музей, но, на его счастье, музея пока не было, зато на двери оказалась сургучная печать.

Минц сорвал печать и отворил дверь.

Странное предчувствие опасности охватило его. Настолько, что Минц замер, протянув руку к выключателю. И лишь сделав над собой усилие, смог на него нажать.

В комнате были гости.

Трое сидели в ряд на постели. Один на стуле, один в кресле за этажеркой, еще один стоял у окна.